М.В. Шкаровский

Года в городке Опеченский Посад Боровичского уезда Новгородской губернии .

Рано осиротел. Мать Екатерина умерла от туберкулеза и ее он практически не помнил. Отца потерял в раннем детстве: он умер скоропостижно (после бани выпил холодного пива, сел в сани и по дороге домой умер).

Пятерых детей приютили бездетные дядя Яков Степанович и его жена Ольга Александровна Селюхины.

26 января года - архиеп. Саратовский и Сталинградский и временно управляющий Астраханской епархией .

Награды

орден св. Владимира 1-й степени (1963)

Сочинения

"Патриарх Сергий, как богослов."
Сборник "Патриарх Сергий и его духовное наследство". Москва, 1947, с. 99-134.
Статья: "Литературные труды Патриарха Сергия".
ЖМП, 1954, № 5, с. 24-30.
ЖМП, 1954, № 7, с. 42-47.
"Из литургического наследства Св. Патриарха Сергия". ЖМП, 1964, № 5, с. 73-75.

Литература и архивные материалы

Архив МП. Личное дело
РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 159-165
ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 145
Архив УФСБ РФ по С.-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-24095, П-88399, П-81782. Т. 1. Л. 312-317
Архив Информ. центра МВД Респ. Карелия. Ф. личн. дел. Д. 228/9355. Л. 17.
ЖМП 1946, № 5, с. 10, 13.
- " - 1946, № 9, с. 18.
- " - 1952, № 3, с. 31.
- " - 1953, № 3, с. 13.
- " - 1954, № 5, с. 24-30.
- " - 1954, № 7, с. 44-47.
- " - 1954, № 8, с. 3.
- " - 1955, № 11, с. 3.
- " - 1959, № 1, с. 14.
- " - 1959, № 6, с. 28.
- " - 1960, № 6, с. 28.
- " - 1960, № 7, с. 17.
- " - 1960, № 10, с. 4, 8, 19, 20, 22.
- " - 1960, № 12, с. 17-19, 21.
- " - 1960, № 1.
- " - 1961, № 8, с. 8.
Постановление Св. Синода от 14 ноября 1961 г., № 23.
Журнал заседаний Св. Синода № 2 от 28.1.1953.
Журнал заседаний Св. Синода № 13 от 31.7.1954.
"Памятная книжка Петроград. д. а. на 1915/16 уч. год", с. 37.
Еп. Иоанн Снычев "Состав РПЦ Иерархии на 1966 год", с. 84.
Медведицкий А. прот. "Встреча с паствой".
ЖМП, 1965, № 9.
Северин Г. диакон Митр. Симферопольский и Крымский Гурий .
Некролог умер 12 июля 1965 года.
ЖМП, 1965, № 9.
Был заключенным на Соловецких островах.
М. Польский Новые мученики, П, 15.
Joh. Chrysostomus, Kirchengeschichte II, 237, III, 79.
A. Levitin-Krasnov, Die Glut deiner Hande, 268.
Открытие Троице-Сергиевой лавры // ЖМП. 1946. № 5. С. 10
Хроника // ЖМП. № 9. С. 18
Медведский А., прот. Встреча архипастыря // ЖМП. 1960. № 10. С. 8
Постоянный член Св. Синода РПЦ высокопреосв. Гурий, митр. Ленинградский и Ладожский // ЖМП. № 12. С. 17-19
Деяния Архиерейского Собора РПЦ // ЖМП. 1961. № 8. С. 8
Северин Г., диак. Митрополит Симферопольский и Крымский Гурий // ЖМП. 1965. № 9. С. 17-20
Иоанн (Вендланд), митр. Памяти друга и учителя // ЖМП. С. 20-21
Иоанн (Вендланд), митр. Митр. Гурий (Егоров) // Вестник РХД. 1998. № 179. С. 182-253
Иоанн (Вендланд), митр. Митр. Гурий (Егоров): Ист. очерки. Ярославль, 1999
Боскин С., протодиак. Пасха 1946 г.: Открытие Лавры прп. Сергия // Троицкое слово. Серг. П., 1990. № 4. С. 16-30
Антонов В. В. Приходские правосл. братства в Петрограде: 1920-е годы // Минувшее. М.; СПб., 1993. Вып. 15. С. 424-445
Антонов В. В. Александро-Невское братство и тайные монашеские общины в Петрограде // С.-Петербургские ЕВ. 2000. Вып. 23. С. 103-112
Шкаровский М. В. Александро-Невское братство: 1918-1932 гг. СПб., 2003
Акты свт. Тихона. С. 949, 970
За Христа пострадавшие. Кн. 1. С. 351-352
Макарий (Веретенников), архим. Архим. Гурий - первый наместник возрожденной Троице-Сергиевой лавры // Макарий (Веретенников). Святая Русь: агиография, история, иерархия. М., 2005. С. 323-328
Литвинко М. В. Церковно-ист. значение архипастырской деятельности митр. Гурия (Егорова) : 1959-1965: Дипл. работа / СПбДС. СПб., 2006. Ркп.

Отец Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров) известен, прежде всего, как один из главных основателей и руководителей Александро-Невского братства. Он и его брат – будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович) родились в селе Опеченский посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков, соответственно 26 февраля 1889 г. и 1 июля 1891 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшая в Петербурге бездетная семья Я.С. Селюхиных. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где был учеником профессора Державина, занимаясь у него методикой русского языка; затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там 3 курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы.

В конце 1915 года Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его брат Вячеслав). Уже в 1916 году братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) с разрешения Епархиального начальства занялись вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) интенсивной миссионерской деятельностью. Они «пошли в народ», то есть обратились с проповедью к рабочим и беднякам, проживавшим в районе Лиговского проспекта.На лето 1916 г. братья получили от Епархиального начальства в своё распоряжение старую баржу, стоявшую на Малой Невке. В ней была устроена временная церковь, совершались литургии и проводились беседы.После революционного переворота в соответствии с решением Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг. в Русской Православной Церкви начинают возникать братства верующих. В Петроградской епархии процессом их создания активно руководил священномученик митрополит Вениамин (Казанский). Продолжая подобную деятельность, иеромонах Лев вместе с отцами Гурием и Иннокентием создал 8 марта 1918 г. при Александро-Невской Лавре молодежный кружок. Теперь миссионерская деятельность трёх молодых иеромонахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не "ходили в народ", зато народ шёл к ним. В частности, в состав кружка вошли многие ученицы Епархиального женского училища. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г. "По городу разнеслась слава о "братьях Егоровых". Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: "А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!" В те годы отец Гурий познакомился со Святейшим Патриархом Тихоном: несколько раз он ездил к Патриарху в Москву по поручениям Петроградского митрополита Вениамина. Был такой единственный случай, когда Патриарх Тихон [в мае-июне 1918 г.] приехал в Петроград. Митрополит Вениамин представил ему отцов Иннокентия, Гурия и Льва. Патриарх сказал: "Ну кто же их не знает, Иннокентия, Гурия и Льва. Их надо выдвигать".

В январе 1919 г. Владыка Вениамин предоставил членам кружка находившуюся при его покоях Крестовую митрополичью церковь Успения Пресвятой Богородицы. А 1 февраля при этом храме и было окончательно образовано Александро-Невское братство.Александро-Невское братство было образовано при Лавре из мирян, как мужчин, так и женщин, под руководством монахов, и в первое время одной из его главных функций являлась защита обители от посягательств безбожников. Затем – в 1919-1921 гг. – ему принадлежала центральная роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. Именно на него ориентировались все другие подобные объединения верующих.

В эти же и последующие годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции, сблизить их с ученым монашеством, в чем и добилось заметных успехов. Без преувеличения можно констатировать, что это братство было уникальным явлением не только в истории Петербургской епархии, но и Русской Православной Церкви первых послереволюционных десятилетий в целом. Находясь под «дамокловым мечом» репрессий в течение всех лет своего существования, оно проявляло удивительную активность и разнообразие видов работы. История братства свидетельствует о том, что оно было одной из самых оптимальных организационных форм внешней деятельности верующих в условиях безбожных гонений и известном смысле представляло собой стержень жизни епархии, на протяжении четырнадцати лет играя заметную роль во всех важнейших событиях этой жизни, в частности, активно борясь с обновленческим расколом, и, противодействуя иосифлянскому разделению.Братчики и братчицы имели постоянную тесную связь с возникшими после революции новыми формами духовного образования – Богословским институтом, разнообразными курсами и т.д., но особенно крепкой эта связь была с заменившим осенью 1918 г. закрытую Духовную семинарию Богословско-пастырским училищем, где члены братства составляли значительную часть учащихся и преподавателей, в число которых входил и архим. Лев.

Следует отметить также, что Александро-Невское братство в определенном смысле представляло собой звено в ряду полулегальных религиозно-философских кружков и обществ, существовавшей в 1920-е годы в северной столице. Оно имело в своем составе особый православный религиозно-философский кружок. Важным направлением деятельности братства являлось создание полулегальных монашеских общин в миру, а также монашеские постриги молодых людей (в том числе тайные) с целью сохранения института монашества в условиях массового закрытия существовавших ранее обителей. Первые две общины сестер были созданы осенью 1922 г., затем в конце 1920-х - начале 1930-х гг. возникли еще несколько небольших общин. Особенно активно в эти времена проводились тайные постриги, которые в основном совершал о. Лев. Братские отцы всегда считали одной из основных своих задач подготовку молодых образованных священнослужителей, что в условиях ограничения, а затем и полной ликвидации духовного образования позволило бы сохранить кадры духовенства, способного в будущем осуществить возрождение Церкви. Деятельность братства очень помогала сплочению верующих всех возрастов и сословий перед лицом яростных антицерковных гонений. Это было удивительно дружное сообщество людей, трудившихся ради Христа и во имя любви к ближним, где само слово «брат» понималось в его истинно евангельском смысле. Именно с Александро-Невским братством была связана большая часть пастырского служения архимандрита Льва.

Пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного большевитскими властями так называемого обновленческого раскола. 16 июня 1922 года отец Лев был арестован, затем выслан. Он отбывал ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области у озера Эльтон. Во время его отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась. В 1924 году срок ссылки закончился.В октябре 1926 года отца Льва назначили настоятелем одного из соборов Ленинграда - храма Феодоровской иконы Божией Матери. Постепенно туда перешла большая часть членов братства, а в 1930 году два братских хора. Отец Лев был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 года стал исполнять обязанности благочинного монастырских подворий, преподавателя русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.Весной 1927 года он был арестован во второй раз. В это время в Богословско-пастырском училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей, которые поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища». Но дело развалилось. 19 ноября 1927 года всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год - 10 ноября 1928 года дело вообще было прекращено.Несмотря на фактически нелегальное существование, под руководством архимандрита Льва братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность.

В ночь с 17 на 18 февраля 1932 года было арестовано 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Следствие проводилось в ускоренном порядке. 22 марта 1932 года выездная комиссия Коллегии ОГПУ вынесла подсудимым приговор. Отец Лев был приговорен к максимальному сроку наказания - 10 годам лагерей.18 апреля 1932 года архимандрит Лев поступил в отделение Черная речка Сибирского лагеря (Сиблага), расположенное в Кемеровской области. С конца месяца он трудился в шахте пос. Осинники под г. Новокузнецком. Работа была чрезвычайно тяжелой. Лагерные власти обвинили архимандрита в контрреволюционной агитации среди заключенных, специальная комиссия ОГПУ постановила перевести его в штрафной изолятор сроком на 2 года, а Тройка Полномочного Представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю приговорила обвиняемого к увеличению срока заключения в исправительно-трудовом лагере на 2 года.В конце марта 1936 года отца Льва перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской области). Здесь он по-прежнему трудился в шахте, иногда по 14 часов в сутки возил вагонетки с породой. В 1937 году против него было сфабриковано очередное уголовное дело. 13 сентября Тройка Управления НКВД Западно-Сибирского края приговорила отца Льва к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 года. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют. Официально родственникам было сообщено, что он скончался в лагере в 1942 году.В июле 2003 года Священным Синодом был прославлен в лике священномучеников. Текст: инок Иларион

архимандрит

Дни памяти 7 (20) сентября, Собор Санкт-Петербургских святых – третья неделя по Пятидесятнице; Собор Кемеровских святых – воскресенье перед 18 августа Храмы Александро-Невская Лавра, Феодоровский собор

Архимандрит Лев, как и его младший брат — будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович), родился в селе Опеченский посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков 26 февраля 1889 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшие в Петербурге бездетные дядя Я. С. Селюхин, заведующий Александро-Невским рынком и его жена О. А. Селюхина. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где был учеником профессора Державина, занимаясь у него методикой русского языка; затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там три курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы. В конце 1915 г. Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его брат Вячеслав).

Уже в 1916 г. братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) с разрешения Епархиального начальства развили вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) интенсивную миссионерскую деятельность. Они «пошли в народ», то есть обратились к рабочим и беднякам, проживавшим в районе Лиговского проспекта. Миссионерская деятельность трех молодых иеромонахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не «ходили в народ», зато народ шел к ним. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г.: «По городу разнеслась слава о «братьях Егоровых». Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: «А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!»

Весной 1918 г. о. Лев еще числился слушателем Духовной академии, но свою учебу в ней завершить не смог из-за ее закрытия. Поскольку занятия в академии прекратились, 30 мая Духовный Собор Лавры постановил «в нужных случаях» назначать иеромонаха к служению заказных литургий и других служб по обители.

Кипучая пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 г. в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного советскими властями так называемого обновленческого раскола.

После ареста митрополита Вениамина — ранним утром 1 июня агенты ГПУ схватили несколько насельников Лавры, их стали подвергать усиленным допросам, стремясь сфабриковать отдельное дело православных братств. В связи с этим производились новые аресты. 3 июня в 4 часа утра в Лавру вновь явились агенты ГПУ и предъявили ордер на обыск и арест о. Льва (Егорова), но найти его не смогли. Это же повторилось на следующую ночь. По подозрению в укрывательстве был задержан правитель дел Духовного Собора Лавры иеромонах Иларион (Бельский), а 16 июня все-таки арестован и о. Лев.

На 1926-1928 гг. пришелся новый, относительно благоприятный период подвижнического служения о. Льва и существования Александро-Невского братства. Конечно, жизнь и деятельность последнего официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. В это время братство возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя — отцы Лев и Гурий (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 г. о. Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов северной столицы храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых на Миргородской ул. Постепенно туда перешла большая часть членов братства и в 1930 г. два братских хора. О. Лев также был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 г. стал исполнять обязанности благочинного монастырских подворий, преподавателя Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

Весной 1927 г. пастырь был арестован во второй раз. В это время в Богословско-пастырском училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей, которые поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища. В конце концов дело развалилось. 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год — 10 ноября 1928 г. дело вообще было прекращено.

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства и подвижническая деятельность о. Льва завершились в начале 1932 г. В ночь с 17 на 18 февраля было арестовано 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Следствие проводилось в ускоренном порядке. 22 марта 1932 г. выездная комиссия Коллегии ОГПУ вынесла подсудимым приговор. Отец Лев был приговорен к максимальному сроку наказания — 10 годам лагерей.

Тяжелейшие условия пребывания в штрафном изоляторе не сломили архимандрита. В конце марта 1936 г. о. Льва перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской обл.). Здесь он по-прежнему трудился в шахте, иногда по 14 часов в сутки возил вагонетки с породой. С лета 1937 г. в советских лагерях, как и по всей стране, была развернута массовая кампания арестов. Не пережил страшное время «большого террора» и о. Лев. Началась лихорадочная фабрикация следственных дел, были сфабрикованы свидетельства надзирателей и других заключенных на о. Льва.

Следствие было коротким. Уже 7 ноября следователь составил обвинительное заключение, 13 сентября Тройка Управления НКВД Западно-Сибирского края приговорила отца Льва к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 г. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют. Память о подвижнической деятельности архимандрита Льва долгое время жила в городе святого Петра и после гибели пастыря. В настоящее время при Александро-Невской лавре воссоздается братство и существуют предложения назвать его именем отца Льва.

Тропарь, кондак, величание священномученика Российского XX века

Тропарь, глас 3

Церкве Русския столпе непоколеби-мый,/
благочестия правило,/
жития евангельскаго образе,/
священномучениче (имярек),/
Христа ради пострадавый даже до крове,/
Егоже моли усердно,/
яко На-чальника и Совершителя спасения,/
Русь Святую утвердити в Православии//
до скончания века.

Кондак, глас 2

Восхвалим, вернии,/
изряднаго во святителех (или священницех)/
и славнаго в мученицех {имярек),/
Православия побор-ника и благочестия ревнителя,/
земли Русския красное прозябение,/
иже стра-данием Небес достиже/
и тамо тепле молит Христа Бога//
спастися душам на-шим.

Величание

Величаем тя,/ священномучениче {имя-рек),/
и чтим честная страдания твоя,/ яже за Христа/
во утверждение на Руси Право-славия// претерпел еси.

«Весь церковный Питер тогда знал братьев Егоровых… Из трех братьев я больше всего любил отца Льва, он остался у меня в памяти как образец церковного администратора. Он удивительно соединял исконную православную традицию с широкой культурой и тонким интеллектом. Это отражалось на всей жизни обители [т.е. подворья]. Строгая уставность богослужения и постоянные проповеди. Строгий порядок, никакой давки, никакой толкотни, и наряду с этим, никакой суровости, никаких строгостей. Монахи его уважали, но не боялись. Он любил молодежь и умел ее привлекать. В обители мирно уживались малограмотные старички - иеромонахи, оставшиеся от Ипатьевского монастыря и монахи-интеллектуалы, привлеченные отцом Львом».

церковный историк А. Краснов-Левитин

Не забывайте, что наша вера в Бога испытывается двумя огнями: отречением от благ временных, как показанием что там лучшее мы получим, а 2-х исповеданием Христа среди детей, среди взрослых, т. е. практический деятельностию. Пусть ваша любовь развивается и укрепляется чрез служение детям и взрослым.

Из письма архим. Льва (Егорова) духовным чадам 20.06.1923

Из письма архим. Льва (Егорова) духовным чадам 21.11.1923

Все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. По их влиянием и практически все члены братства за редчайшим исключением не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции. Так, архим. Лев (Егоров) обменивался письмами с мир. Иосифом. К сожалению, обращение к Владыке архимандрита не сохранилось, но хорошо известен ответ митрополита в феврале 1928 г.: «Дорогой Отче!… Не судите же меня строго и четко усвойте следующее: 1. Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его. 2. Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а, попросту говоря, введение в оглобли разнуздавшегося коня. 3. Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины…».

«Я по своим убеждениям являюсь глубоко религиозным человеком, посвятившим всю свою жизнь служению Богу, и целью моей жизни является ведение религиозной пропаганды в массах, поэтому я вел, веду и всегда буду вести религиозную пропаганду среди окружающих меня людей». На предложение же Дрибинского назвать фамилии лиц, ведущих контрреволюционную подрывную работу в лагере, о. Лев ответил, что не может этого сделать: «…мне не известно кто этим занимается, но даже если бы я что-нибудь знал о лицах, ведущих к/р-подрывную работу в лагере, то все равно об этом ничего не сказал бы, так как по моим убеждениям мне чуждо всякое доносительство».

Из следственного дела 1937 г.

26 февраля 1898 г. - родился в с. Опеченский Посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета

1915-1918 гг. - окончил 3 курса С.Петербургской Духовной Академии.

1915 г. - пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродьякона и иеромонаха.

1919 г. - один из организаторов Александро-Невского братства.

1922 г. - возведен в сан архимандрита.

26 июня 1922 г. - первый арест, два года ссылки. Отбывал ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области.

1926 г. - благочинный монастырских подворий, преподаватель Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

1926-1932 гг. - настоятель Феодоровского собора.

18 февраля 1932 г. - арестован по делу Александро-Невского братства. Приговорен к заключению в лагерь сроком на 10 лет.

Раб Твой есмь аз: вразуми мя...

Всем существом своим переживаю так хорошо знакомый воскресник. Н. М. сидит за длинным столом. Вы в стороне пишете мне письмо. Кое-кто спит, воспользовавшись теплотою и убаюкиваемый сладкими речами Н. М. Милый о. Илларион, блестящий тенорок которого сейчас будет покрывать пение братьев и сестёр. Все это так мило и патриархально. Вероятно, кое-кто интересуется Вашими письмами, и Вы в конце делаете передачу по их просьбе их приветствий.

Милые «Крестовики» они и не знали, как я любил их и как грешник молился о них всегда. И только после ареста Владыки Иннокентия и отца Гурия кое-кто почувствовал это... «Я и не знала, что Вы такой...» — не забуду я этой милой непосредственности. Вы хотели бы посмотреть мое служение в Оренбурге?

4 1/2 ч. утра. Уже с час громыхает в потьмах мой сокелейник старичок монах. Раз 10 сбегал во двор, несколько раз в церковь, готовится служить... А впереди еще несколько молитв недочитанных мною вчера из педагогических целей. «Ванятка, вставай». Тот недовольно бурчит что-то, ведь всего 11 лет; я поправляюсь на своем жестком ложе, с удовольствием располагаясь поспать еще часок. Но недовольство добрейшего старичка разрастается, громыхание усиливается. Наконец-то он в церкви. Вскакиваю... на дворе грязно.

Молюсь, темно в церкви. То же, что и в Крестовой, но на половину в уменьшенном размере. Приходят барышни певчие. Они и на поздней будут петь. «До, ля, си», — задаем мы втроем и каждый на свой лад. Загремело, заскрипело и пошло. Девицы верещат отчаянно, мне одному басу, приходится работать за троих. Так было и в два прошлых воскресенья, а теперь я предложил им петь только на поздней.

Как хорошо было последний раз за ранней, нас было всего трое: альт, тенор и бас...

Неспешно и молитвенно проходит ранняя литургия. Уже светает. Немного прозяб. Ухожу читать правило. Из церкви слышится пение панихиды.

Не торопясь проскомидствую. Начинают звонить. Собирается народ. Уже много знакомых лиц. Как легко бы устроить здесь братство, и как некоторые напоминают вас, дорогие мои. Хочется сказать им несколько слов, с трудом пересиливаю себя — «запрещено». Кстати сказать, я никогда не верил в свое дарование проповедования и потому не заботился о его развитии, я знаю, что я педагог и здесь старался быть достойным этого звания. Я и сейчас не верю похвалам Петроградских и Оренбургских слушателей. Близкие всегда из любви стараются найти больше, чем есть на самом деле.

Подходят к кресту. Иногда я пронизываюсь любовью вот к этому и этой... Милые детки — певчие, что-то своё и монашки здесь есть.

«Приходите на спевку» — говорю одной толстоморденькой барышне (тут нет красивых лиц).

Читаю молебен с акафистом несколько утомленный радостью совершенной литургии и общения с людьми. Разоблачаюсь, певчие поджидают.

«Маруся, что же Вы не читали вчера Сподоби Господи?», — говорю, благословляя.

«Отец Лев, вчера уже хотела за Вами посылать».

«Что такое?».

«Опять припадок».

«Астма», — говорю сочувственно.

«Приходите чай пить».

«После обеда?»

Подходит старушка, смотрит на меня пронзительно и сует из под платка два яблока. Я благодарю, несколько смущаюсь.

Вечером акафист. Народу, по здешнему много, человек 60-80. Поём припевы все вместе. Иисусе Сладчайший. Иисусе Предивный! Не могу без волнения вспоминать эти слова: Иисусе Предивный, мучеников крепосте. За спиной кто-то плачет. Иисусе Претихий, — ... на душе уже слезы и тишина... — монахов радосте. Читаю медленно. Нахлынули образы умиленных молитвенников среди бревенчатых стен неведомых мне монастырей... Иисусе Пречестный, девственных целомудрие. Вспоминается милый юноша. Хочет быть монахом, пришел ко мне и долго сидел внизу, стесняясь обеспокоить меня. Целомудренное нервное лицо...

Иисусе, Создателю мой, не забуди мене — подумал о моем одиночестве и с трудом произношу слова:... даждь ми плачь за грехи моя.

Иисусе, желание мое...

Все плачет кто-то за спиной моей. О, нет, я не одинок.

Как бы что-то изливается из души моей в души этих тепло молящихся, милых, дорогих и за что-то уже полюбивших меня моих братий и сестер.

«О, пресладкий и всещедрый Иисусе!» За что Ты посылаешь мне такое тихое блаженство.

Потрясенный я иду в темный алтарь, раскрываю малое Евангелие...Ну, довольно, слишком все это хорошо, чтобы об этом говорить.

Да хранит Вас Бог!

Иером. Лев.

Воскресник — братское собрание в день Воскресный. Отец Лев всегда в нем участвовал.

Николай Михайлович Егоров — родной брат отца Гурия, активный член Братства.

Крестовая церковь была очень большой. Она вмещала 1000 человек.

Перед служением Божественной Литургии совершается Проскомидия. На ней дивным образом соединяются Церковь земная и Церковь небесная. Имена святых и имена как ныне здравствующих, так и усопших священнослужителей и мирян, сливаются на Проскомидии воедино. Потому отцы Братства Иннокентий, Гурий и Лев и стремились всегда начать Проскомидию пораньше, чтобы успеть помянуть на ней по возможности всех.

На Великой вечерне, с которой начинается Всенощное бдение, совершаемое накануне воскресных и праздничных дней, молитву: Сподоби Господи вечер сей без греха сохранитеся нам... иногда поют, а иногда поручают кому-то прочесть.

Акафист Иисусу Сладчайшему, икос 1, стих 6.

Следующий стих этого же икоса.

Икос 1, стих 11.

Икос 2, стих 11.

Икос 6, стих 9.

Икос 8, стих 10.

Кондак 13. Начальные слова.

Мир и радость от Господа братьям и сестрам Александро-Невского Братства.

Поздравляю всех вас с праздником Рождества Христова.

Благодарю всех писавших мне; на каждое письмо я ответил без промедления. Вероятно, некоторые письма, как Ваши, так и мои, пропали; чтобы не подумали не получившие от меня ответа, что это произошло по моей беспечности, прилагаю список полученных писем с ответами на них.

Благодаря этим письмам я живу, как бы вместе с вами, хотя должен сознаться, многое для меня не ясно.

Как будто, среди вас есть течение в сторону унии с Ж. Ц.; хотелось бы предупредить наше Братство от этого опасного соглашательства.

Надо быть более осторожными с только что появившейся ересью, или расколом, чем со старыми. Ибо последние в большинстве случаев и не хотят быть похожими на православную Церковь, а первые, еще по привычке питаясь соками своей недавней Матери Церкви, всеми силами стараются походить на Нее. Так и Ж. Ц. многим кажется православною, не будучи таковой.

Я очень часто вспоминаю наше Братство и ставлю его в пример здешним деятелям.

Чем вы назидаете нас, провинциалов?

Редко встречается столь возвышенное и глубокое религиозно-нравственное воспитание. Удивляет всех любовь к уставному служению, но более всего привлекает внимание ваше служение миру: дети, больницы, тюрьмы, взаимопомощь и пр.

Думается, вы не забыли наши заветы:

Детям — первое место в Братстве.

Каждый братчик и братчица должны иметь какое-либо дело в Братстве.

Несколько слов о себе.

Живу по-прежнему на подворье. Материально обеспечен довольно сносно.

Но церковная служба глубоко неудовлетворительна. Даже архиерейские службы лишены всякой последовательности в деле сохранения устава. Епископ и епархиальное управление находятся в руках живоцерковников. Поэтому мы терпим гонение от них. Епархиальное управление мне уже вторично запретило и богослужение и проповеди, хотя все это объясняется чисто материальными интересами.

В нашу маленькую церковь стало ходить много народу.

Да сохранит всех вас Господь от всякого зла.

Молюсь за каждого поименно.

Иером. Лев.

Жду Катю и Веру, или кого-либо другого с нетерпением. Напишите когда приедете. Встречу.

Оренбург

Имеется ввиду старообрядческая ересь или раскол.

Здесь отец Лев себя по смирению относит к провинциалам, и деятельности Братства, назидающей провинциалов, дает в следующем абзаце емкую, прекрасную характеристику.

Передать Братству на Пасху.

Христос Воскресе!

Милое, дорогое, безконечно близкое Братство. Да хранит тебя Бог! Ты для меня — прошлое, но безконечно дорогое прошлое: ведь уже с июня месяца я не был в Твоей семье, хотя душой и мыслью всегда с ней.

Да и могу ли забыть Вас, членов этой семьи, когда с монашеского детства — среди Вас и живу Вашими интересами, как вы нашими. Буди благословен каждый час нашей молитвы с до сих пор любящим и любимым владыкой Иннокентиеми с братом, частью души моей, ныне страждущим отцом Гурием.

Посмотрел бы на них, поклонился бы их страданиям, насладился бы их любовью, но немощное тело приковано к диким степям, дух же страдает, тоскует и грустит неисцельно...

Могу ли забыть всегда ровного «старца», наставника монашествующих, — отца Варсонофия, стойкого отца Варлаама; одно воспоминание о Л. Д. «тайном монахе» (так в душе я называл его) согревает мою душу. Как трогательно заботится он о «дорогих батюшках». Сколько любви было у Н. М. к нашему Братству, какой серьезный благородный тон давал он ему. Не лишайте себя общения с ним, он незаменим для Братства. Как бы я хотел его видеть и насладиться и усладиться его всегда умной, смиренной беседой. Как живой передо мной Н. М. с маленькой усмешкой, с красивой речью и немного трескучим голосом.

Слышу нежные интонации проповеди Ник. Ник., и всех наших благовестников воспроизвожу в памяти.

Помнят ли братские законоучительницы наши собрания. Я так живо воскрешаю в своей памяти каждую из них и думаю, что они главные наши пчелки, собирающие мед для питания улья. Вспоминаю наших регентш Л. Н. и В. Н., наших уставщиц. Они, думаю, не бранили бы меня, если бы повидали мои битвы за устав в «Пантелеимоновой часовне».

«Монашки», сестры милые, наш врач Е. Е... не достанет и время и места поименно всех вас вспомнить. Но я уже сегодня и вчера всех поименно поминал и завтра и после буду поминать по своему красивому помяннику, подаренному мне на Оренбургские именины улетевшей Катей.

Не обидьтесь, что и любимейших не всех вспомянул.

«Подростки», III группы, «детские группы о. Льва» — мое безценное сокровище, растите в вере и любите Святую Церковь! Вы — главная моя забота, моя радость, надежда Православия. Когда я гляжу в ваши глаза — я вижу Небо, забываю скорбь, опять верю людям...

Когда каетесь в своих грехах, когда вы молитесь, и, особенно, когда причащаетесь, — я — в жилище Ангелов, забываю свое убожество, грехи, перстность своего состава. О, как я люблю каждого и каждую из Вас!

Да будет с Вами Ангел Хранитель, да благословит Господь и семью, воспитавшую Вас. Молитесь за о. Льва!..

Утешайтесь радостью общения в молитве и служении словом и деяниями, родное Братство, сеющее сейчас слезы!

Нас не разлучит ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни дальность пути! Разбросанные и разделенные верстами или улицами, мы — едино сердце и у нас едины уста, всегда православно воспевающие по чину и благообразно великое имя Иисуса Христа!

Иеромонах Лев

27/14 - III1923 г.

Оренбург.

Его после ареста в октябре 1922 года сослали в Архангельск.

Вскоре после ареста архимандрит Гурий заболел, и его поместили в тюремную больницу имени Гааза. В ней в очень тяжелых условиях он находился до 31 мая 1923 года.

Игумен Варсонофий Веревкин, с 1922 по 1932 год окормлявший в Старом Петергофе сестер усердствующих в подвиге. Приоткрыл он им за эти 10 лет тайну монашества, и они после его кончины в Новгороде в 1939 году продолжили его дело: явили миру своей чуткостью ко всем, кто окружал их, дивную красоту сокровенного монашеского делания.

Архимандрит Варлаам, стойкость которого раскрывается перед нами и в письмах его, и в дневнике.

Леонид Дмитриевич Аксенов. О нем, как о тайном монахе, говорится в дневнике отца Варлаама от 5 мая 1930 года. Он пишет, что во сне видел то, как готовились к отпеванию якобы умершего Л. Д., спевались, почему-то, петь антифоны, полагающиеся по чину монашеского погребения, но само отпевание не видел.

Николай Михайлович Егоров — родной брат отца Гурия.

Николай Николаевич Киселев (1901-1942) — родной брат Веры Николаевны, у которой хранился до её кончины дневник архимандрита Варлаама.

Законоучительницы — это те, кто вели занятия по изучению Закона Божия.

Лидия Николаевна — дочь известного историка Суворова, как уже говорилось, была женой Николая Николаевича Киселева. Некоторое время она была регентом братского хора. Отметим, что она любила не только пение, но и живопись. Скончалась Лидия Николаевна в Ленинграде 13 января 1967 года. До конца дней своих она соблюдала благочестивый обычай причащаться Святых Христовых Тайн в Лазареву субботу в Никольском кафедральном соборе.

Вера Николаевна Киселева.

Здесь отец Лев имеет в виду то, что владыка Иннокентий и он сам разделены с членами Братства, с отцом Гурием и друг с другом верстами, а отец Гурий, находившийся в тюремной больнице, - улицами.

Да хранит вас всех Господь!

Дорогие отцы, братчики и братчицы.

Осложнения в жизни ссыльных Оренбургского] Кр[ая] лишили меня возможности ответить Спасск[ому] бр-ву, Нат[алии] Ник[олаевне] и некоторым другим так, как хотелось бы. Да и самому Братству пришлось писать как Иннокентию Гурьевичу Львовскому! Что же делать. Простите эту невольную небрежность. Так много хотелось бы сказать, а еще больше услышать о Вас, дорогие мои друзья.

Теперь, как никогда нужны стоятели за истину Православных, а каждый из Вас должен быть таковым. Нет ничего более опасного, как компромиссный путь!

Мы с Вами должны помнить, что 170 епископов заточенных и сосланных и множество священных лиц, а также некоторые из мирского чина, не съезжавшиеся никогда, составили все же собор по вопросу о признании новоявленного В.Ц. У.Вы должны считаться с их неписанным определением: «мы не можем подчиниться раскольникам». Не забывайте, что наша вера в Бога испытывается двумя огнями: отречением от благ временных, как показанием что там лучшее мы получим, а 2-х исповеданием Христа среди детей, среди взрослых, т. е. практический деятельностию. Пусть ваша любовь развивается и укрепляется чрез служение детям и взрослым.

Уже в третий раз благодарю вас за ценный подарок к моим именинам. Господь мира да даст вам мир! О всех вас молюсь поименно.

Иеромонах Лев.

7/20 VI - 1923 г.

Привезшим сие прошу оказать любовь и заботу, как моим ближайшим друзьям и преданным Господу людям.

Основателей и первых руководителей Братства иеромонахов Иннокентия, Гурия и Льва называли иногда для краткости ИНГУРЛЕВ. Теперь, когда преследования ожесточились, отец Лев соединил их в одну фамилию, созвучную фамилиям тем людей, которые осуществляли тогда гонение на Церковь.

Высшее Церковное Управление — так была названа канцелярия патриарха Тихона, захваченная обновленцами после ареста Патриарха в мае 1922 года.

Дорогие друзья!

Хотелось бы утешить Вас хотя бы этими строками, в постигшей Вас утрате.

Молитесь об отошедших, чтобы Господь дал им благодушно и в терпении насаждать пшеницу, которую пожнут страдальцы в Царствии Отца их. А вы, взирая на мужество их, укрепляйтесь духом, исполняя то делание, которое они начали совершать при вас.

Царствие Божие силою берется; а сильным нужно много упражнять свои силы. Стройте же Христово здание. Не только большие камни ворочайте; не забудьте и щебня. Ведь в Америке дома строят из мелкого, мелкого песку, конечно смешанного с цементом. Так и вы позаботьтесь и о песке! Умоляю вас об этом! Без него ничего не выйдет.

Итак, утешайтесь, строя маленький домик Господь Вам в помощь! 23/6-VII1923 г.

Иером. Лев

Это письмо написано в связи с тем, что в июне 1923 года архимандрита Гурия из тюремной больницы в Петрограде отправили в ссылку на Север в поселок Усть-Цильма на реке Печора. Примерно тогда же и епископа Иннокентия из Архангельска перевели в Усть-Цильму. Это и называет отец Лев утратой, и ниже призывает к молитве об отошедших (т.е. о владыке Иннокентии и отце Гурие) и к подражанию им.

В конце данного письма отец Лев вместо своей подписи изобразил треугольник с вершинами И [Иннокентий], Г [Гурий], Л [Лев]. Этим он явил, во-первых, своё единство с епископом Иннокентием и архимандритом Гурием и, во-вторых, об-разно пожелал: Дорогие друзья!.. Стройте Христово здание — храмину души своей, следуя заветам отцов Ваших — узников Христовых.

В соответствии со списком писем отцов, составленном епископом Гурием в Ташкенте в начале 50-х годов, это письмо написано в Оренбурге 6 июля 1923 года по новому стилю.

Христос Воскресе!

Милая Оля, спасибо за обстоятельное письмо. Не отвечал, т. к. был очень занят, да и попутчика не было.

Письма Вл. Иннокентия очень бы хотел получать. Т. к. бесконечно люблю его и ценю его ученость и доброе сердце. Я весьма грущу за него; ведь, для него в особенности тяжела ссылка, где нет условий, среди которых могла бы процветать его ученая деятельность.

В теперешнее время надо с особою силою отстаивать мысль, что богослужебная реформа должна развиваться в рамках, поставленных ей предшествовавшей традицией. А Владыка не только в кабинете работал, но, как человек одаренный музыкальными способностями, большим умом и красноречием, успел проповедовать, воплощая свои идеи в те чины и подробности богослужебной практики, которые так хорошо знакомы нашему братству. А помните, доводившую его до слез, доброту и отзывчивость на нужды нас, меньшой братии. Я живо представляю себе его болезненно сжатый лоб и как бы сердитые глаза, странно противоречившие добрым словам и потокам любви, изливавшимся и из мозгов, и от сердца, и от правой руки, скрывавшей кусок хлеба от левой, и рекам добродушия, вздымавшимся за его стопами!

Пусть бы он поберег себя и свел на нет деятельность, дающую безплатный проезд по железным и проселочным дорогам.

Простите и передайте поздравления всем знаемым.

Иером. Лев.

Ольга Георгиевна Нелидова.

Пасха в 1923 году была 26 марта — 8 апреля. Празднуется она 40 дней. Поэтому данное письмо написано в конце апреля или в начале мая.

Heпрестаю молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, всякой премудрости и воли.

Взял ваше письмо милые горячо мною любимые Нюра, Тамара, Клава, Надя, Маруся и вспомнил...

Я уже ложился спать... Вверху гремела грубая музыка.

Уже три месяца я сидел, и не знал, когда окончится это мучение. Казалось, никогда...

«Лев Егоров!», — крикнул сторож.

Я быстро привел себя в порядок.

Железная дверная решетка отворилась.

«К вам сейчас спустятся», — сказал некто, и поднялся наверх.

Как вы любили тогда меня...

Я возвратился и уже не тяжки были своды тюрьмы.

Милые славные девочки, сколько озлобленных людей; к ним никто никогда не приходил и не говорил ласкового слова. И у вас, и здесь, в далёком Оренбурге, я испытал на себе, как согревает чужая любовь и сочувствие.

Позволяю написать о себе, потому что говорят, некоторые интересуются нашей жизнью.

Сегодня Михайлов день. Был приглашен на поминальный обед к одному богачу здешнему. Там «ставили столы». Служу литию... После ектении поют «зряща мя безгласна...».

Диакон налил в стакан сладкий сок вишни и мы выпили сей напиток.

Пообедали. Выходим, а в прихожей уже ждут новые 20-25 человек и «нища братия» уже здесь.

«Батюшка, здравствуй!», — кричит мне один блаженный.

«Здравствуй, здравствуй; я ведь тебя встречал раз на улице», — говорю я ласково, и похлопал его по плечу.

Глупая усмешка прошла. Он сделался серьезным и твердо сказал:

«Благослови, батюшка».

В засос целует руку.

Я оказал ему немного внимания, и он уже сделался моим другом.

В три часа пошел в женский монастырь, к м [атушке] Рафаиле.

Дорогой встречаю келейницу игумении.

А я за вами, думали, что не придете». С м [атушкой] игуменьей целуемся рука в руку, благословляя именинницу, кланяюсь монашкам в белых платочках.

Приходят и уходят. А я сижу. Сыт еще от обеда. Уговаривают сидеть и не уходить еще в форштадт; уже темнеет, и страшно, могут убить и ограбить (здесь это довольно часто встречается).

«Мы уже так беспокоились намедни о вас: дошли ли вы до дому».

А я уже и прирос к дивану; какие они милые, согревается душа их заботами.

Наконец, уже стемнело. Я, дав обещание прийти к ним завтра, ухожу.

«Пойду-ка в форштадт».

Темная, грязная, огромная площадь...

Наконец, у Петроградских батюшек. Узнаю, что Петроградские едут послезавтра. В столовой сидят отцы и строчат письма в Петроград. Пробираю Ал. Мих. за то, что он играет в карты и, просидев 2 часа, иду через Советскую улицу (наш Невский). Крюк, но безопасно.

Как противна эта гуляющая публика!

Прихожу домой, два раза нырнув в огромные лужи.

Старичек иеромонах недоволен: «Два раза присылали, очень недовольны».

«Сейчас поздно», — говорю я, готовый к самопожертвованию.

«Не знаю уж...»

«Ну, ладно, завтра сходим».

«Завтра уж иное дело. Обещали вчера — обманули».

«Ну, уж вчера то вы, о. М. виноваты. Прошлепали по грязи, а дома его не нашли».

«Главное дело — квартирка, сегодня бы мы все это обработали... А завтра день постный — среда».

Я пью чай и сажусь за письма. Уже 4 часа. В 8 — к обедне! Мы хотим снять квартирку для паломников к нашим батюшкам. С этою отчасти, целью я согласился пойти к обманутому нами человеку, но задержался у батюшек, считая обсуждение кой-каких вопросов более важным делом, чем гости.

Итак, можем ли мы, сами обласканные незаслуженно, быть равнодушными к соседу?

Мой искренний совет вам всем учиться, чтобы иметь какую либо профессию, полезную для озлобленного телом или душой соседа.

Богомольный самолюбец похож на богача: он отламывает поклоны, отваливает деньги — помин души, постоянно за свечным ящиком усердно молится, принимает батюшек, соблюдает посты, но денежки то не выпускает из кованого сундука.

У нас богатство — вера, ласка, возможность помощи, к которой мы должны подготовляться учением (мы религиозны) да и то не очень, но богатство свое припрятываем от близких.

Наши посты, поклоны и пр. — «жертва», а «милость» — помощь ближним (к чему мы и должны готовиться). Христос сказал: «Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы»? (Мф.9,13).

Милые мои, готовьтесь быть кем-нибудь: учительницей, доктором, сестрой милосердия и пр. Тогда бесконечно будет приятна Богу ваша молитва, пост и поклоны.

Это все для своего назидания вспоминаю, ибо и сам ничего не делаю.

Помолитесь же, чтобы Господь разрушил преграды, мешающие мне благовествовать Его Евангелие.

Господь да сохранит Вас.

Иеромонах Лев.

Оренбург, Каргалинская 43

Церковно-славянское слово «озлобление» означает угнетение, притеснение, бедствие. В соответствии с этим отец Лев называет здесь озлобленным того человека, которого угнетают, притесняют.

Дорогие, снова и снова пишу вам!

Умоляю вас ответить: где о. Гурий? Здоров ли он?

Единственная В. И. вспомнила меня и прислала сведения об о. Гурии и о других лицах, а вы, милые, добрые — заставляете меня томиться в тяжелом неведении!

Получил ли В. М. мою телеграмму и заказное письмо? Если получил, то почему не ответил? Не откажите зайти к нему сегодня же...

Простите мою настойчивость: не знаю, кому и писать. Даже Е. А. молчит. Скажите ей, что если на этих днях не получу от нее писем, ничего от меня не прочтет и она. Ужасно огорчен отсутствием сведений. А я то хотел предложить вам приехать в нашу Карреспублику.

Посмотрели бы верблюдов, поели бы кишмишу, приготовил для приезжих мягкую шубенку, ибо здесь «бик еле тюгел» — не очень тепло.

Ну, да Бог с вами

Я и здесь не одинок. Не только потому что вы все в моем сердце, не потому только, что мой Владыка унизил себя до раба Своего, но и потому что «новые люди» не только речами своими, но и горячим сочувствием сглаживают мое одиночество.

Сгрустнулось...

Добрый старик, не книжный, но прекрасный сердцем, сел напротив и издалека начинает речь, понятную лишь сердцу, но ни в коем случае не разуму: «грустно бывает... говорят — попривыкнешь этак! Конечно, как сказать, маленько того — это грешно. Стремления, конечно к чему-то, но воля Божия...».

Пахнет от сапог навозом, а от «тулупчика», под которым он спит, не раздеваясь, кислой овчиной. Чем не киргизская кибитка!

Но Твой, и только Твой есмь аз!

Вразуми меня, чтобы и здесь видеть ступень к совершенству.

Деньги еще есть, но нужно уже заняться каким-либо делом. Разве дело — ведение книг, обучение грамоте послушников и научение брести по служебнику старичка иеромонаха, хорик церковный, приучение их к церковному чтению, чреда в служении?!

Зашел к сестре Валентине и пел, попросил починить зимнюю скуфейку. Говорю о милом студенчестве и о годах учения, слушают мудрую повесть о девушке, отказавшейся от приданого и поблекшей уже в монастыре, смотрю, как ловкие пальцы, оторванные от своей работы, быстро разорвали Петроградские скрепы и с насмешкой стали мерить голову и сшивать вновь. Уговорился с завтрашнего дня делать туфли под их руководством и двинулся, соскучившись дальше. Поднялся под веревки с бельем, вступаю в грязноватую кухню. Чувствуется какая то неловкость, что нарушаю обычный ход семейной жизни. Отбирают скуфью. Шипит самовар, еда... есть не хочется. Через 10 минут договариваемся, что везти сюда едущим из Петрограда. Большой спрос на учебные книги. Особенно на подержанный ситец, самый плохой идет лучше всего. 3 №/2 м., нитки 11/2 м.

Посидел с больным и, затрудняясь протянул руку, как делают здесь батюшки и, чувствуя их непривычку брать благословение, раскланиваюсь и, согласившись придти в воскресение обедать, ухожу домой. Скучно...

Вспоминаю, как проходя сегодня мимо кладбища, я молился, чтоб Господь дал заработок и вот уже учусь шить туфли и даже получил заказ на несколько пар, получил предложение или, правильнее, совет вывесить объявление об уроках. А я то так уныл! И здесь Он научает Своего раба, так быстро отзываясь на его молитвы.

Всюду отступничество от правой веры, запутанность и желание лишь сохранить свои животы!

Есть ли еще церкви Божии, верные, православные, остались ли еще архиереи, правящие в полной благодати?

Вот чего ради жду я ваших писем. Кате Л. начал писать, да что-то не то.

Все-таки решил писать вам.

ИЕРОМОНАХ ЛЕВ

Господь наш Иисус Христос.

С. А. Зегжда. Александро-Невское братство. СПб., 2009 г. С. 218-229.

Лит.:

Минувшее: Исторический альманах. 15. М.; СПб.: Atheneum: Феникс, 1993. 656с.; ил. С.426,427,434,439-441,451,465,473,503,513,516,608.
Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: XX столетие. СПб., 1999. С.48.
Краснов-Левитин А.Э. Лихие годы: 1925-1941. Воспоминания. Paris: YMCA-PRESS, 1977. С.88.
Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: ХХ столетие. 2-е издание дополненное. СПб., 2002. 280с. С.103.
Санкт-Петербургский мартиролог. СПб.: Изд-во "Миръ", "Общество святителя Василия Великого", 2002. 416с. С.103.
Осипова И.И. "Сквозь огнь мучений и воды слез...": Гонения на Истинно-Православную Церковь: По материалам следственных и лагерных дел заключенных. М.: Серебряные нити, 1998. С.268.
Выписка из журнала заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 7 мая 2003 года под председательством Патриарха Алексия II.
Священномученик архимандрит Лев (Егоров)// Церковный вестник. 2003. N 5. С.6-7.
Павлов С.М. И наступит день...: Очерки о политических репрессиях против церкви. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. С.75-83.
Шкаровский М.В. Александро-Невское братство: 1918-1932гг. СПб., 2003. С.212-215.
С. А. Зегжда. Александро-Невское братство. СПб., 2009 г. С. 218-229.

Родился в мещанской семье, отец был владельцем артели петербургских ломовых извозчиков. В семье было пятеро детей, в том числе Николай (будущий профессор теоретической механики в технологическом институте Петербурга), Леонид (будущий архимандрит Лев), Вера, Василий. Родители рано умерли, дети воспитывались у дяди, который был заведующим Александро-Невским рынком.

В 1911 году окончил Санкт-Петербургское Петровское коммерческое училище с званием кандидата коммерческих наук. Отказался от выгодных карьерных предложений, желая принять монашество. Поехал в Оптину пустынь к старцу иеросхимонаху Анатолию, а затем посетил известного протоиерея Егора Коссова. Эти встречи утвердили его в стремлении стать монахом и священника.

В 1912 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1914-1915 годах, прервав обучение, служил на фронте братом милосердия, заболел туберкулезом легких и после лечения вернулся в академию. 4 декабря 1915 пострижен в монахи и 6 декабря рукоположен во иеромонаха. В 1917 окончил Петроградскую духовную академию, кандидат богословия.

Александро-Невское братство

Получив священный сан, отец Гурий развил очень энергичную пастырскую деятельность. Ему было поручено священнослужение (по воскресеньям и праздничным дням) в женском монастыре, находящемся в Лужском уезде, близ ст. Плюсса, сравнительно недалеко от Петрограда. Ко времени посвящения о. Гурия уже имел священный сан его брат Леонид, также постригшийся в монахи с именем Лев. К двум отцам - Льву и Гурию - присоединился иеромонах Иннокентий (Тихонов), получивший архиерейский сан. Братья Егоровы (так скоро стали называть в народе отцов Льва и Гурия) развили вместе с о. Иннокентием интенсивную миссионерскую деятельность.

Они «пошли в народ», то есть обратились преимущественно к рабочим и к самому бедному, деклассированному и злоупотребляющему алкоголем люду. Местом их деятельности стал теперешний Литовский проспект. Там братья сняли комнату и проводили в ней беседы для народа - рассказывали те или иные события из Священной истории, сопровождая это показом диапозитивов, вели беседы о жизни, преимущественно выступая против алкоголизма. Отец Иннокентий любил разъяснять богослужение. Естественно, что к этому дому примкнули активисты, которые стали называть себя «Братством святого Александра Невского», в котором, впрочем, не было организационных форм. Каждый близкий к деятельности «братьев Егоровых» мог назвать себя членом этого братства.

После окончания академии был принят в братию Александро-Невской Лавры. С 1922 - архимандрит; настоятель Крестовой митрополичьей церкви.

Аресты и ссылки

1 июня 1922 года был арестован. 4 января 1923 года осужден к трем годам ссылки в Туркмению. Вернувшись в Ленинград, отец Гурий был назначен настоятелем киновии Александро-Невской Лавры, расположенной на правом берегу Невы (1925-1926 годы). В 1926-1928 гг. - настоятель церкви Киевского подворья. Вокруг него, его брата Льва и о. Варлаама (Сацердотского) снова группировались верующие из Александро-Невского братства. Арестован 27 мая 1927 года (по делу богословско-пастырского училища), а затем 24 декабря 1928 года. Приговорен 22 июля 1929 года к заключению в лагерь сроком на 5 лет. Отбывал свой срок на строительстве Беломорканала, вначале был лесорубом, затем, как человек, знающий бухгалтерию, был переведен в контору, работал бухгалтером и кассиром.

Жизнь в Средней Азии

После освобождения жил у родственников в Ташкенте и Фергане. Служил литургию в домашних условиях по благословению митрополита Арсения (Стадницкого). Вокруг него создалась небольшая община, в которую входил, в частности, будущий митрополит Иоанн (Вендланд), которого архимандрит Гурий постриг в монашество. С 1944 служил открыто. В 1944 стал настоятелем Покровского собора Самарканда, исполнял обязанности секретаря епархиального управления.

Наместник лавры

С 1945 года - почетный настоятель Ильинской церкви в Загорске (ныне вновь Сергиев Посад). В этот период написал работу «Патриарх Сергий как богослов», позднее опубликованную в книге «Патриарх Сергий и его духовное наследство». М., 1947. В 1945-1946 годах - наместник вновь открытой Троице-Сергиевой Лавры. На этом посту активно восстанавливал монашеские традиции.

Архиерей

25 августа 1946 хиротонисан в московском Богоявленском соборе во епископа Ташкентского и Средне-Азиатского; с 25 февраля 1952 - архиепископ. В период его архиерейства в епархии служили многие выдающиеся священники - Иоанн (Вендланд), будущий епископ Стефан (Никитин), протоиерей (затем архимандрит) Борис (Холчев) и др.

Участвовал в Совещании глав и представителей православных церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской православной церкви, где выступил с содокладом на тему «Отношение Православной церкви к англиканской иерархии». Был противником экуменизма и западного влияния на Русскую церковь.

С 26 января 1953 - архиепископ Саратовский и Сталинградский; с 31 мая 1954 года - Черниговский и Нежинский, с 19 октября 1955 года - Днепропетровский и Запорожский. С 21 мая 1959 года - митрополит Минский и Белорусский; с 19 сентября 1960 - Ленинградский и Ладожский. В этот период был уже серьезно болен, не мог противостоять антицерковной кампании власти, инициированной Н. С. Хрущевым. Попросил перевести его в более спокойную епархию.

С 14 ноября 1961 - митрополит Симферопольский и Крымский. Одновременно управлял Днепропетровской епархией. Несмотря на болезнь, часто совершал богослужения. Скончался в Симферополе, погребен на городском Всехсвятском кладбище.

Скончался 12 июля 1965 года; погребён 15 июля: богослужение возглавил митрополит Иоанн (Кухтин) (бывший Пражский).

Отец Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров) известен, прежде всего, как один из главных основателей и руководителей Александро-Невского братства. Без преувеличения можно констатировать, что это братство было уникальным явлением не только в истории Петербургской епархии, но и Русской Православной Церкви первых послереволюционных десятилетий в целом. Находясь под «дамокловым мечом» репрессий в течение всех лет своего существования, оно проявляло удивительную активность и разнообразие видов работы. История братства свидетельствует о том, что оно было одной из самых оптимальных организационных форм внешней деятельности верующих в условиях безбожных гонений и известном смысле представляло собой стержень жизни епархии, на протяжении четырнадцати лет играя заметную роль во всех важнейших событиях этой жизни, в частности, активно борясь с обновленческим расколом, и, противодействуя иосифлянскому разделению. Подобные братства возникали в соответствии с решением Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг., в Петроградской епархии процессом их создания активно руководил священномученик митрополит Вениамин (Казанский).
Александро-Невское братство было образовано при Лавре из мирян, как мужчин, так и женщин, под руководством монахов, и в первое время одной из его главных функций являлась защита обители от посягательств безбожников. Затем – в 1919-1921 гг. – ему принадлежала центральная роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. Именно на него ориентировались все другие подобные объединения верующих. В эти же и последующие годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции, сблизить их с ученым монашеством, в чем и добилось заметных успехов. Братчики и братчицы имели постоянную тесную связь с возникшими после революции новыми формами духовного образования – Богословским институтом, разнообразными курсами и т.д., но особенно крепкой эта связь была с заменившим осенью 1918 г. закрытую Духовную семинарию Богословско-пастырским училищем, где члены братства составляли значительную часть учащихся и преподавателей, в число которых входил и архим. Лев.

Именно с Александро-Невским братством была связана большая часть пастырского служения архимандрита Льва. Он и его брат – будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович) родились в селе Опеченский посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков, соответственно 26 февраля 1889 г. и 1 июля 1891 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшие в Петербурге бездетные дядя Я.С. Селюхин, заведующий Александро-Невским рынком и его жена О.А Селюхина. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где был учеником профессора Державина, занимаясь у него методикой русского языка; затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там 3 курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы. В 1915 г. Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведён в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его младший брат Вячеслав).

Уже в 1916 г. братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) с разрешения Епархиального начальства развили вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) очень интенсивную миссионерскую деятельность. Они "пошли в народ", то есть обратились к рабочим и деклассированным беднякам, проживавшим в районе Лиговского пр. На Лиговке молодые иеромонахи сняли за дешёвую плату комнату и стали проводить в ней беседы для местных жителей. Один из духовных детей о. Гурия – митрополит Ярославский и Ростовский Иоанн (Вендланд) писал в своих воспоминаниях: "Там братья …рассказывали те или иные события из Священной истории, сопровождая это показом диапозитивов, вели беседы о жизни, преимущественно выступая против алкоголизма. Отец Иннокентий любил разъяснять богослужения. Естественно, что к этому дому примкнули активисты, которые стали называть себя "Братством святого Александра Невского". Это братство было совершенно лишено каких-либо организационных форм. В нём не было ни председателя, ни секретаря, ни учёта членов общих собраний. Каждый близкий к деятельности "братьев Егоровых" мог называть себя членом этого братства. Имя святого Александра Невского, его героическая жизнь, его церковность и патриотизм объединяли "братьев" и "сестёр". Организацией это братство нельзя было назвать. Судя по тому, что очень многие посещали беседы "братьев Егоровых", можно сказать, что их дело имело успех"

На лето 1916 г. братья получили от Епархиального начальства в своё распоряжение старую баржу, стоявшую на Малой Невке. В ней была устроена временная церковь, совершались литургии и проводились беседы. Продолжая подобную деятельность, иеромонах Лев вместе с отцами Гурием и Иннокентием создал 8 марта 1918 г. при Александро-Невской Лавре молодежный кружок. Теперь миссионерская деятельность трёх молодых иеромонахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не "ходили в народ", зато народ шёл к ним. В частности, в состав кружка вошли многие ученицы Епархиального женского училища. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г. "По городу разнеслась слава о "братьях Егоровых". Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: "А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!" В те годы отец Гурий познакомился со Святейшим Патриархом Тихоном: несколько раз он ездил к Патриарху в Москву по поручениям Петроградского митрополита Вениамина. Был такой единственный случай, когда Патриарх Тихон [в мае-июне 1918 г.] приехал в Петроград. Митрополит Вениамин представил ему отцов Иннокентия, Гурия и Льва. Патриарх сказал: "Ну кто же их не знает, Иннокентия, Гурия и Льва. Их надо выдвигать"

Весной 1918 г. о. Лев еще числился слушателем Духовной Академии, но свою учебу в ней завершить не смог из-за ее закрытия. Поскольку занятия в Академии прекратились, 30 мая Духовный Собор Лавры постановил «в нужных случаях» назначать иеромонаха к служению заказных литургий и других служб по обители. Служение это было столь ревностным, что уже 5 ноября 1918 г. наместник Лавры архимандрит Виктор (Островидов) ходатайствовал перед митрополитом о награждении о. Льва набедренником, так как он «с особым усердием принимает участие в чтении и пении на клиросе за всенощными бдениями и в проповедничестве». И 7 ноября свмч. митрополит Петроградский Вениамин поставил на прошении утверждающую резолюцию. Молодой иеромонах неоднократно выполнял различные поручения Владыки, так 18 октября 1919 г. он был временно командирован для восстановления монастырской жизни во Введенско-Оятском монастыре Петроградской епархии. 22 февраля 1920 г. о. Льва избрали секретарем приходского совета храмов Лавры, а в 1921 г. он также исполнял послушание заведующего складом обители.

Но важнейшей частью пастырской деятельности о. Льва оставалось окормление членов Александро-Невского братства. Он служил в лаврской Крестовой митрополичьей церкви, являвшейся центром братской жизни. Позднее о. Лев (Егоров) на допросе 27 июня 1922г. указал, что основными целями братства являлись: 1. "чисто церковное возрождение церковного богослужебного устава", 2. "борьба с торгашеством в церкви" (отсутствие продажи свечей и просфор, бесплатное совершение треб), 3. "реформа церковного пения" - отказ от светского исполнения партиями и " пение по обиходу", чтобы "народ легко мог петь с нами". Члены братства бескорыстно исполняли все обязанности по обслуживанию своего храма - пономарей, певцов, выносящих свечи, чтецов и т.д.

За каждой службой обязательно произносились проповеди. Интересный пример их воздействия в 1920 г. привел в своих воспоминаниях митр. Иоанн (Вендланд): "Каждый иеромонах говорил проповеди. И народ валил валом. А рядом стоял огромный Троицкий собор Александро-Невской Лавры, вмещавший 10 000 человек. Его возглавлял наместник митрополита - архимандрит Николай (Ярушевич). Он отличался очень красивыми проповедями. Однажды в обоих храмах одновременно проводился сбор денег на Богословский институт. В Крестовой церкви перед сбором проповедь произнес отец Лев. Он сказал: "Давайте не то, что вы приготовили для нищих, а все, что у вас есть в кошельках." Слово отца Льва было потрясающим по своей силе, и многие действительно вытряхивали свои кошельки над блюдом. Одного блюда не хватило, к нему пришлось прибавить второе. Когда этот сбор отправляли в собор, оказалось, что в маленькой Крестовой церкви собрали больше, чем в большом соборе."

В начале 1920 г. в составе братства был создан занимавшийся богословскими проблемами кружок св. Иоанна Златоуста, заседания которого проходили по средам. Этот кружок вероятно входил в занимавшееся богословскими проблемами "Содружество под покровительством святого Василия Великого", председателем которого был старший из братьев Егоровых Николай Михайлович (профессор математики), а духовным руководителем о. Лев. К февралю 1921 году состоялось несколько заседаний содружества. Просветительская деятельность братства состояла не только в устройстве лекций, диспутов и т.п., но и главным образом в церковной работе с детьми. И возглавлял ее иеромонах Лев. Братчики делали все возможное, чтобы после запрещения изучения Закона Божия в школах, в народе не угас огонь веры. По благословению митрополита Вениамина для детей и подростков были заведены специальные кресты, хоругви, иконы и облачения. Дети участвовали в богослужениях и крестных ходах. Лаврские иноки и миряне из братства вели 69 детских кружков, в которых изучался Закон Божий. Эти занятия проходили в основном по воскресеньям в помещениях при Крестовой митрополичьей церкви. Много внимания уделялось катехизации детей - их учили церковному пению, церковно-славянскому языку, проводили для них говение и отдельную литургию, на которой дети пели, читали и помогали священнику.

Характерно, что в первом выпуске "Приходской хроники" Александро-Невского братства от 14 марта 1920 г. главное внимание уделялось именно работе с детьми: «Приходской Совет, выслушав и обсудив содержательный и живой доклад о. Льва о религиозном просвещении детей, избрал просветительную комиссию и будет всячески содействовать и вдохновлять миссию, как среди детей, так и среди взрослого населения... Решено привлечь для работы среди детей, прежде всего, самих членов Приходского Совета. Они могут организовывать группы детей и у себя на дому для занятий Законом Божиим. Высказано пожелание об организации легких подвижных религиозных библиотек для временного пользования ими в ближайших к Лавре домах. Признана за пением (не только церковным) огромная сила. Решено по просьбе К.Н. Михайловой взять на прокат пианино. Поручено о. Льву как-нибудь добиться возможности ознакомиться с деятельностью среди детей в Коломенском, Скорбященском и у о. И. Егорова приходах».

В качестве примера последующей активной работы с детьми можно привести устроенный для них 2 мая 1920 г. вечер в помещении при Крестовой церкви. В программу вечера входили: инсценировка рассказа А.П. Чехова "Ванька", выступление детского хора, исполнившего несколько стихотворений религиозного содержания, чтения о. Львом назидательного рассказа "Да будет Воля Твоя", пение псалмов сестрами Крыловыми и выступление артиста Д.Д. Нератова.

Активно откликнулось братство на охвативший Советскую Россию после окончания гражданской войны голод. 11 марта 1922 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) обратился к митрополиту Вениамину с рапортом: "Сыновне испрашиваю благословение Вашего Высокопреосвященства на открытие при Лавре питательного пункта для голодающих на средства богомольцев Св. Духовской и Крестовой церквей и при участии представителей тех и других. Добровольные пожертвования на это дело уже начались. Во главе этого дела, в качестве заведующего пунктом мог бы встать, если угодно будет благословить Вашему Высокопреосвященству, иеромонах Лев". Уже на следующий день - 12 марта Владыка написал на рапорте резолюцию: "Господь да благословит добрым успехом святое начинание" и назначил заведующим питательным пунктом о. Льва (Егорова).

Забота об арестованных и осужденных выражалась в материальной помощи им и духовной поддержке, которая осуществлялась как при личных свиданиях с заключенными в тюрьме, так и опосредованно. На допросе 27 июня 1922 г. о. Лев сообщил, что в помощи тем заключенным, которых они знали, члены братства старались никогда не отказывать.

В первые послереволюционные годы в Петрограде кроме Александро-Невского возникло еще несколько православных братств. 5 мая 1920 г. в Лавре, после молебна и приветствия митрополита Вениамина, в помещении при Крестовой церкви открылась первая общебратская конференция, на которой было принято совместное решение об объединении в союз всех существующих городских братств "на почве религиозно-просветительной и благотворительной деятельности" и о создании совета.

Во время заседаний работали пять секций, и одну из них – по работе с детьми – возглавлял о. Лев, который таким образом фактически был признан руководителем этого направления церковной деятельности в Петрограде. На конференции был принят примерный общебратский устав написанный отцами Иннокентием, Гурием и Львом и основанный на изданном в 1915 г. уставе "Православных миссионерских братств во имя Воскресения Христова, учреждаемых при церквах Петрограда", а также выбран совет общебратского союза. При нем действовало несколько секций: духовной жизни, миссионерская, богословская, просветительная, детская, библиотечная и административно-организационная. В секции входили не только члены совета и заседали они от него отдельно. Свои заседания совет проводил ежемесячно, под председательством одного из членов. Высшим органом союза было общебратское собрание, которое устраивалось не реже одного раза в год и выбирало совет, куда на правах несменяемых членов обязательно входили духовные руководители братств, трое из которых - иеромонахи Иннокентий, Гурий и Лев - практически вершили все дела в самом совете, призванном "служить объединяющим центром всех братств" и "разрешать всевозможные вопросы братской практики".

В совете общебратского союза о. Лев состоял вплоть до его ликвидации весной 1922 г. при этом молодой иеромонах активно занимался работой не только с детьми и молодежью, но и миссионерской преподавательской деятельностью. С осени 1918 по июль 1922 г. он читал лекции по Русской литературе в Богословско-пастырском училище. 28 марта 1922 г. по предложению иеромонаха Льва совет общебратского союза решил, что "необходимы элементарные общедоступные курсы, дающие возможность каждому православному защищать свою веру", для чего следует "организовать центральное содружество для более серьезного изучения вопроса».

В апреле –июле 1921 г. о. Лев был членом организационного бюро 2-й общебратской конференции Петроградской епархии, исполняя обязанности организатора детской секции. Кроме того, ему поручили составлять новую братскую молитву. Активно участвовал о. Лев и в работе конференции, состоявшейся в начале августа 1921 г. А с 18 августа 1921 г. до лета 1922 г. он состоял в образованном при Феодоровском соборе мужском монашеском кружке Петроградской епархии, имевшем своей целью «выяснение вопросов монашеской жизни и распространение идей монашества, особенно среди учащихся». К 1 апреля 1922 г. на собраниях кружка было прочитано 13 докладов, главным образом, по истории монашества, часть которых произнес о. Лев.

Кипучая пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 г. в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного высшими органами коммунистической партии и ГПУ так называемого обновленческого раскола. После ареста Патриарха Тихона и вынужденного отказа его 12 мая 1922 г. от руководства Православной Церковью обновленцы более года доминировали в церковной жизни страны. Во многих районах, в том числе в Петрограде, они первоначально встретили решительное сопротивление. 28 мая митрополит Вениамин (Казанский) в своём послании к пастве отлучил петроградских обновленцев от Церкви. Именно это стало основной причиной его ареста. С 10 июня по 5 июля 1922 г. в городе проходил судебный процесс над 86 священнослужителями и мирянами. Их обвиняли в организации сопротивления изъятию церковных ценностей. Надуманность процесса была очевидна, однако власти хотели любым путём, не считаясь с законностью, подавить всякое возможное сопротивление.

Поэтому репрессии обрушились и на многих руководителей и активистов петроградских братств, прежде всего наиболее близкого митрополиту Александро-Невского братства. Уже 31 мая – в день ареста Владыки Вениамина в ГПУ поступил донос осведомителя: "В городе идёт агитация против прогрессивного духовенства. Агитацией руководят монахи из Лавры: архимандрит Гурий, иеромонах Лев, доктор Советов (в монашестве иеромонах Пантелеимон, кажется); ответственные братчицы: Вера Николаевна Киселёва, Евгения Сергеевна Миллер, Ольга Осиповна Костецкая (живут в бывшей Духовной Академии). Во главе братства стоит епископ Иннокентий, главный вдохновитель последнего воззвания Вениамина (об отлучении группы прогрессивных священников)».

И через несколько часов после ареста митрополита – ранним утром 1 июня агенты ГПУ схватили епископа Иннокентия, о. Гурия, В. Киселёву, Е. Миллер, О. Костецкую, а также наместника Лавры епископа Николая (Ярушевича). Правда, последнего через день освободили, остальных же стали подвергать усиленным допросам, стремясь сфабриковать отдельное дело православных братств. В связи с этим производились новые аресты. 3 июня в 4 часа утра в Лавру вновь явились агенты ГПУ и предъявили ордер на обыск и арест о. Льва (Егорова), но найти его не смогли. Это же повторилось на следующую ночь. По подозрению в укрывательстве был задержан правитель дел Духовного Собора Лавры иеромонах Иларион (Бельский), а 16 июня всё-таки арестован и о. Лев. При задержании у него изъяли незаконченное письмо с описанием случившихся трагических событий: "В ночь с четв[ерга] на пятн[ицу]…Вл[адыка] Митр[ополит] был арестован. Обыск длился с 12-4. По дороге я принял благословение. "Прощайте!" – сказал он тихо. Посадили в автомобиль и увезли на Шпалерную. Через 1/2 часа начался обыск у Вл[адыки] Иннокентия и о. Гурия. Их и 3-х сестёр из Акад[емии] увезли на Гороховую. За мной приходили в две следующие ночи. Вл[адыка] Митр[ополит] обвиняется в написании и распространении первого своего обращения к пастве, что он "возбуждал бурж[уазные] элем[енты] против распоряжений советск[ого] раб[оче]-кр[естьянского] правительства", и результатом чего явились кровавые расправы с помголистами. На допросе и на суде Вл[адыка] М[итрополит] всю «вину» берёт на себя".

Проведенные допросы и обыски более 40 арестованных по делу православных братств мало что дали следственным органам. Отца Льва допрашивали дважды – 27 июня и 17 августа. Как и большинство других обвиняемых он не видел ничего предосудительного и запретного в протекавшей совершенно открыто и по сути легально деятельности братств и поэтому многое рассказал о ней, но отверг какие-либо обвинения в контрреволюции.

Доказать противодействие членов братств изъятию из храмов ценностей не удалось. Практически все арестованные говорили на допросе о своей полной непричастности к сопротивлению этой акции. 26 июля 1922 г. следователь Киров составил первое обвинительное заключение на 32 человека. Оно было наполнено резкими и, как правило, ничем неподкреплёнными и недоказанными обвинениями членов братств в контрреволюционной деятельности. Организация первого братства при Александро-Невской Лавре в годы гражданской войны уже объявлялась "преступлением". В этом плане трактовалось и проведение общих братских собеседований, создание примерного устава и т.п.

Голословность обвинений была очевидной. К моменту составления заключения 5 арестованных уже выпустили из Дома предварительного заключения. А 21 августа были освобождены под подписку о невыезде почти все остальные обвиняемые кроме 7 человек, в том числе о. Льва. И тем не менее ГПУ передало дело в трибунал. 24 августа это дело № 1472 по обвинению 33 членов братств в контрреволюции рассмотрел следователь Петроградского губернского революционного трибунала Лютер. В вынесенном им постановлении "контрреволюционность" братчиков мотивировать и доказать не удалось. Лютер лишь утверждал, что "при Крестовой церкви в Ал[ександро]-Н[евской] Лавре существовала нелегальная религиозная организация "Братство"… и главные руководители и организаторы нелег[альной], религ[иозной] орг[аниза]ции "Братство" Тихонов, Егоровы Лев и Гурий, обвиняются в организации нелег[альной] орг[аниза]ции "Братство", а остальные в принадлежности к нелегальной организации "Братство". При этом следователь был вынужден признать, "что совершённые преступные деяния по своему характеру неподсудны суду Трибунала", то есть для организации судебного процесса попросту нет материала. Дело было отправлено обратно в ГПУ для доследования.

Но и доследование не привело к желаемым для властей результатам – арестованных не рискнули вывести на суд. В результате 14 сентября 1922 г. Петроградское губернское отделение ГПУ на закрытом заседании постановило выслать 7 обвиняемых из Петроградской губернии на 2 года "как политически неблагонадёжных", в том числе о. Гурия, еп. Иннокентия – в Архангельскую губ., а о. Льва – в Оренбургскую губ. В отношении других 26 человек дело было прекращено.

Но вынесенное решение нуждалось в утверждении со стороны центральных инстанций. Поэтому 4 января 1923 г. было составлено уже третье обвинительное заключение, в котором арестованные вновь обвинялись в агитации против изъятия церковных ценностей, распространении "контрреволюционного воззвания Вениамина" от 12 марта 1922 г., подрыве авторитета советской власти и т.п. В этот же день Комиссия НКВД по административным высылкам утвердила постановление ПГО ГПУ, но 23 февраля 1923 г. вынесла новое постановление о том, что обвиняемые "признаны виновными в агитации против изъятия церковных ценностей, в клевете, что соввласть заключила соглашение с обновленческим церк[овным] движением, в организации шествия верующих в знак протеста против ареста митр[ополита Вениамина]". В результате трём осуждённым ужесточили наказание, а некоторым другим изменили места ссылки.

Отец Лев отбывал почти двухлетнюю ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области у озера Эльтон. Во время его отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 г. вновь начала оживляться. Один за другим из ссылки возвратились все три основателя братства. Первым – ещё в конце 1924 г. был освобождён и приехал из Западно-Казахстанской области в Ленинград иеромонах Лев. Но он первоначально устроиться в штат какого-либо храма не смог и до осени 1926 г. служил периодически, в качестве приписного священника для совершения ранних обеден. Занимался о. Лев в то время также переплётным делом. Позднее в его лагерной карточке 1930-х гг. в качестве светских специальностей были указаны: педагог, переплетчик (стаж 2 года) и счетовод (стаж 4 года).

На 1926-1928 гг. пришелся новый, относительно благоприятный период существования братства. Конечно, его жизнь и деятельность официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. Несмотря на арест и ссылку епископа Иннокентия, Александро-Невское братство по-прежнему возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя – отцы Гурий и Лев (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 г. отца Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов северной столицы храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых на Миргородской ул. Постепенно туда перешла большая часть членов братства и в 1930 г. два братских хора. О. Лев также был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 г. стал исполнять обязанности благочинного, преподавателя Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

В начале 1926 г. молодые ученые Никита Мещерский и Ростислав Лобковский организовали монашеский кружок (кружок по изучению монашества) имени Иоанна Лествичника. Первоначально, до осени 1926 его возглавлял о. Лев (Егоров). По свидетельству Мещерского занятия кружка проходили следующим образом: «Каждый раз мы правили канон Иоанну Лествичнику. Во-первых, обязательно читали (с комментариями) главу из Лествицы. Затем по очереди делали доклады по истории русского монашества XVIII-XIX вв. – о Серафиме Саровском, Амвросии Оптинском, Игнатии Брянчанинове… Когда нас посадили, это было главное, что нам вменяли, это был главный состав нашего преступления. Этот кружок особенно активно собирался в 1926-1928 гг. После 1928 г. по разным причинам мы его «свернули», собирались изредка».

Весной 1927 г. отец Лев был арестован во второй раз. В это время в Богословско-пастырском училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей. В конце апреля заведующий районным церковным столом написал городскому руководству заявления о необходимости закрыть Высшие Богословские курсы и Богословско-пастырское училище, так как они «готовят врагов советской власти». Ликвидировать эти учебные заведения в то время власти не решились, но поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища». Аресты по нему проходили в основном в мае-июне 1927 г. и серьезно затронули Александро-Невское братство. 27 мая агенты ГПУ арестовали архимандритов Гурия и Льва, за решеткой также оказались архиеп. Гавриил (Воеводин), еп. Григорий (Лебедев), несколько преподавателей и учащихся.

Суть обвинения заключалась в том, что Владыки Гавриил и Григорий через педагогический совет Богословско-пастырского училища и учащихся (преимущественно из дворян) якобы организовали кружок «Ревнителей истинного православия», «на который возлагалась обязанность массового выступления при закрытии по требованию рабочих церквей, при передаче церквей другим течениям» (т.е. обновленцам) и т.п. Архим. Гурий также обвинялся в хранении и распространении лекций контрреволюционного содержания, а архим. Лев в проведении антисоветской агитации посредством своих лекций. При обысках у некоторых учащихся и преподавателей были найдены отдельные образцы религиозного самиздата того времени – седьмое письмо к друзьям М. Новоселова (от 11 мая 1923 г.), антиобновленческие послания и др. Они дополнили «обвинительный материал».

Впрочем, допросы обвиняемых дали следствию немного. Архимандрит Лев, как и почти все остальные, свою вину категорически отрицал. Так, о. Гурий заявил, что ему о существовании при училище кружка «Ревнителей и ревнительниц истинного православия» ничего не известно.24 В конце концов «дело Богословско-пастырского училища» развалилось. 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год – 10 ноября 1928 г. дело вообще было прекращено «за недостаточностью компрометирующего материала» и взятые подписки аннулированы.25 Но все учебные заведения Московской Патриархии к этому времени в Ленинграде (как и по всей стране) уже были закрыты.

Из хранящейся в следственном деле «Всесоюзного центра Истинного Православия» секретной переписки ОГПУ видно, что арестованные по «делу Богословско-пастырского училища» были освобождены с расчетом на то, чтобы они включились в набиравшее силу иосифлянское движение. Советскому руководству были выгодны любые новые расколы и разделения в Русской Православной Церкви, ослаблявшие ее единство. Поэтому на первых порах власти не препятствовали возникновению оппозиционного им церковного движения, получившего свое название по имени руководителя – митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). Иосифляне не признавали опубликованную в июле 1927 г. декларацию Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти и отказывались поминать в храмах и эту власть и самого митр. Сергия.

Некоторые из освобожденных в ноябре 1927 г. стали активными участниками иосифлянского движения. Но все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. По их влиянием и практически все члены братства за редчайшим исключением не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции. Так, архим. Лев (Егоров) обменивался письмами с мир. Иосифом. К сожалению, обращение к Владыке архимандрита не сохранилось, но хорошо известен ответ митрополита в феврале 1928 г.: «Дорогой Отче!… Не судите же меня строго и четко усвойте следующее: 1. Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его. 2. Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а, попросту говоря, введение в оглобли разнуздавшегося коня. 3. Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины…».

С рубежа 1928-1929 гг. ситуация, в которой служил о. Лев, существенно изменилась, быстро стала нарастать волна массовых гонений и репрессий против всех течений Русской Православной Церкви. Начали закрываться и церкви при ленинградских подворьях ликвидированных монастырей, хотя официально они уже давно считались приходскими. Так, в апреле 1930 г. была закрыта церковь подворья Творожковского монастыря, что стало тяжелым ударом для Александро-Невского братства. Архим. Варлаам (Сацердотский) и архиеп. Гавриил (Воеводин) перешли служить в Феодоровский собор. Туда же перешли и оба ранее бывших при Творожковском подворье братских хора. Регентом хора правого клироса был назначен иеромонах Серафим (Суторихин), окормлять его певчих стал настоятель собора Лев (Егоров). Хором же левого клироса регентовала Вера Киселева, а духовным отцом певчих был архим. Варлаам.

На допросе 28 февраля 1923 г. о. Варлаам так охарактеризовал последние годы существования братства: «После ареста Гурия Егорова и последующей его высылки руководство остатками «братства» легло на меня. Общее количество братчиц и братьев к тому времени, т.е. к 1929 г. составляло не более 50 человек … Деятельность «братства» в этот период заключалась в устройстве хоровых спевок и организации хора в Федоровском соборе. Кроме того, осуществлялась помощь высланному духовенству путем сбора денег, вещей и отправки посылок… О всей деятельности «братства» было известно Льву Егорову, который является настоятелем собора, и без его благословения в храме ничего не могло совершаться. Однако, установки мои и Гурия Егорова в методах воспитания верующих отличаются от установок Льва тем, что наш с Гурием метод монашеский, Лев же Егоров, не возражая принципиально против монашества, находит возможным его существование не уходя от современной светской жизни, то есть не меняя светского облика. С 1929 г. по настоящее время деятельность нашего «братства» в основном ни в чем не изменилась».

Братчица А.С. Борисова на допросе подтвердила существовавшую разницу в методах руководства архимандритов Льва и Варлаама. По ее словам о. Лев призывал членов братства к широкой общественной деятельности, «направленной на внедрение христианства», поэтому предлагал повышать уровень светского образования и «учил сочетать культурную жизнь с верностью христианству»: «Этим объясняется то, что члены братства – дети о. Льва, в большинстве или люди интеллигентные, или учащаяся молодежь». А о. Варлаам, по свидетельству Борисовой, учил внутреннему благочестию (т.е. не призывал к мирской и миссионерской работе) и благотворительной деятельности.

Н. Мещерский в своих воспоминаниях тоже отмечал, что из всех братских отцов у архим. Льва «направление было наиболее светское, он считал, что нужно заниматься светской культурой, привлекать светских людей».30 Впрочем, на допросе 29 февраля 1932 г. Никита Александрович уже говорил, что о. Лев использует новые формы организации в лице «подобранной из его духовных детей двадцатки» (приходского совета) собора и хора правого клироса, «сплошь состоящего из интеллигентов, учащейся молодежи и личных духовных детей архимандрита. Среди них имеется много тайно монашествующих, которые не теряют светского облика и не чужды советской действительности». О. Лев также признался следователю, что постриг в мантию около 15 женщин, но ни одной фамилии не назвал, заявив, что не помнит их.31 Таким образом, разница в подходах отцов Льва и Варлаама заключалась прежде всего в том, что первый из них считал необходимым в изменившихся к худшему внешних условиях готовить образованных молодых людей к принятию тайного монашеского пострига, с тем, чтобы они, живя в светской среде, и, работая в гражданских учреждениях, боролись за Церковь и несли слово Божие в массы. Второй же руководитель братства полагал, что по-прежнему необходимо создавать полулегальные общины сестер и братьев с уставом внутренней жизни, близким к монастырскому и постепенным отдалением членов общин от советской действительности и светской среды вообще.

Главный центр братства с апреля 1930 по февраль 1932 гг. - собор Феодоровской иконы Божией Матери, ранее был при подворье Феодоровского мужского монастыря Нижегородской епархии. Поэтому в храме и в начале 1930-х гг. еще продолжало служить несколько монахов Феодоровского монастыря. Но все они признавали высокий духовный авторитет отца Льва, по свидетельству известного церковного историка А. Краснова-Левитина «одного из лучших представителей петербургского ученого монашества»: «Весь церковный Питер тогда знал братьев Егоровых… Из трех братьев я больше всего любил отца Льва, он остался у меня в памяти как образец церковного администратора. Он удивительно соединял исконную православную традицию с широкой культурой и тонким интеллектом. Это отражалось на всей жизни обители [т.е. подворья]. Строгая уставность богослужения и постоянные проповеди. Строгий порядок, никакой давки, никакой толкотни, и наряду с этим, никакой суровости, никаких строгостей. Монахи его уважали, но не боялись. Он любил молодежь и умел ее привлекать. В обители мирно уживались малограмотные старички – иеромонахи, оставшиеся от Ипатьевского монастыря и монахи-интеллектуалы, привлеченные отцом Львом».

В 1930-начале 1932 гг. архим. Лев уже окормлял большую часть братчиц (при приеме он вручал им белые платки). По свидетельству А.Я. Аристовой в это время у него было 30-50 духовных детей. А Н. Мещерский на допросе показал: «В настоящее время деятельность братства, кроме общежитий, протекает главным образом в Феодоровском храме, под руководством архим. Льва (Егорова). Причем сам Лев Егоров, сознавая, что «братство», сохранившее свою цельность и действующее в храме под видом хора, слишком скомпрометировано в глазах советских органов, всячески старался затушевать признаки братства вплоть до запрещения называть себя «братьями» и «братчицами»».

О. Лев действительно считал необходимым проявлять определенную осторожность и осмотрительность, понимая, что ОГПУ может в любой момент выйти на братство и разгромить его. Именно поэтому он, как уже отмечалось раньше, активно способствовал развитию института тайного монашества. Это отмечали позднее в своих показаниях многие арестованные священнослужители. Так, архим. Алипий (Ивлев) на допросе говорил: «Лев Егоров руководит духовными детьми, воспитывая из них активных, внутренне монашествующих, но не теряющих светского облика борцов за церковь. Это относится, главным образом, к ученикам Егорова Льва – мужчинам, которых он старается воспитать в монашеском духе для пополнения кадров духовенства». Сходные показания дал архиеп. Гавриил (Воеводин): «Одним из способов укрепления церкви руководители считали тайное монашество, которое, по их мнению, должно было воспитать стойких, интеллигентных и решительных борцов за веру. Сообразно этому круг лиц, группирующихся вокруг Льва Егорова, состоит преимущественно из интеллигенции и учащейся молодежи».

Важная заслуга архим. Льва состояла в том, что он неустанно стремился расширить ряды братства, привлекая в него образованных молодых людей. Об этой деятельности подробную информацию на следствии дал хорошо знакомый с ней Н. Мещерский: «Попадавшая в храм молодежь привлекалась к церковной деятельности следующим образом: заметив, что молодой человек или девушка часто ходит в храм, к нему присматривались более внимательно, а затем следовали беседы Льва Егорова или других лиц из актива, которые окончательной устанавливали содержание посещающего. Затем предлагалась та или иная церковная работа, как участие в хоре при наличии голоса, помощь в уборке храма, прислуживание при архиерейских богослужениях и т.п. В дальнейшем следовало «духовное отчество», т.е. духовное послушание и исповедь у постоянного духовника не менее 4-х раз в году... В последующем молодежь, обработанная и путем «духовного» воздействия со стороны духовника и посредством общения с членами братства, сама становилась достаточно активной и в свою очередь, вовлекала в церковный актив новых людей».

Активное стремление архим. Льва превратить приход Феодоровского собора в оплот Алесандро-Невского братства даже вызывало сопротивление у некоторых старых членов церковно-приходского совета (двадцатки). Свою роль в этом видимо сыграл и конфликт прежнего настоятеля храма прот. Иоанна Титова с о. Львом. Согласно свидетельству иеромон. Вениамина (Эссена), оставшийся служить в соборе с «понижением» о. Иоанн был недоволен этим. В результате часть старых членов приходского совета в декабре 1928 г. обратилась к заведующей церковным столом Володарского райисполкома Леопольдовой с просьбой снять архим. Льва с регистрации, жалуясь, что настоятель пытается давно входящих в состав двадцатки «мужиков» заменить на новых «интеллигентных людей». К счастью, конфликт был скоро разрешен, до вмешательства властей дело не дошло, и о. Лев смог продолжить свою миссионерскую деятельность.

Вступившие в братство молодые люди находились в постоянном тесном общении, поддерживая друг друга в различных ситуациях. «Новенькие» поручались «старшим» братчикам. Широко оказывалась материальная помощь учащейся молодежи. Руководство же богословским образованием молодых членов братства естественно осуществляли архимандриты Лев (Егоров), Варлаам (Сацердотский) и другие братские отцы. Отдельные молодежные кружки возглавляли иеромон. Серафим (Суторихин), иеродиак. Афанасий (Карасевич), иеромон. Вениамин (Эссен) и о. Лев. «Старая» братчица Вера Клочкова на допросе 13 марта 1932 г. показала: «Среди молящихся особенно выделялся кружок молодежи под руководством Льва Егорова. Члены этого кружка устраивали спевки, собирались по квартирам, организовали Льву Егорову подарки – как, например, митру, монашеский пояс».

Несмотря на фактически нелегальное существование, под руководством архим. Льва братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность (помощь бедным, заключенным, монастырям епархии, обучение детей Закону Божию). Ряды братчиков и в конце 1920-х – начале 1930-х гг. заметно пополнялись образованными и активными молодыми людьми, некоторые из которых (иеромонах Серафим Суторихин, иеродиаконы Афанасий Карасевич, Нектарий Панин и др.) приняли монашеский постриг. И почти всех из них постригал в Феодоровском соборе о. Лев. Следует отметить, что в это время архимандрит окормлял также несколько не входивших в братство женских монашеских общин, в частности 6 насельниц подворья Успенского Моквинского женского монастыря в пос. Вырица, которых он удержал от присоединения к иосифлянам.

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства завершилась в начале 1932 г. Его судьба была предопределена развернутой кампанией массовых арестов священнослужителей и, прежде всего, монашествующих. Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Все арестованные в ночь с 17 на 18 февраля были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек. Оно подразделялось на 2 части, каждая из которых имела свое обвинительное заключение. Первое было составлено на 41 человека, арестованного в Ленинграде, а второе – на 51 человека из «филиалов» братства на периферии.

Следствие проводилось в ускоренном порядке. «Контрреволюционная деятельность» членов братства представлялась следователям очевидной без необходимости добывать какие-либо серьезные доказательства. Поэтому допросы арестованных чаще всего проводились один-два раза и лишь в исключительных случаях трижды. Отец Лев допрашивался дважды – 29 февраля и 2 марта. На вопрос о политических убеждениях он ответил: «Стараюсь не мешать строительству социализма. Не сочувствую антирелигиозной политике советской власти». Архимандрит вообще отрицал существование братства, говоря, что оно распалось в 1922 г. Отрицал он и сбор средств в Феодоровском соборе для помощи ссыльным, а также все другие обвинения. Лишь после предъявления ему на втором допросе фотографии хора правого клироса собора он сообщил некоторые имена изображенных на ней, заявив, что остальных духовных детей назвать отказывается.

Все следствие длилось лишь около месяца, и 15 марта 1932 г. начальник Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе И. Запорожец утвердил обвинительное заключение на первую группу арестованных в области монашествующих, а 19 марта - на основных активистов братства в количестве 41 человека. Суть обвинительного заключения сводилась к стремлению представить братство в виде мифической контрреволюционной организации, которая якобы со времени своего создания в 1918 г. непрерывно вела активную борьбу с советской властью. Открытого суда не было. 22 марта 1932 г. выездная комиссия Коллегии ОГПУ вынесла подсудимым приговор – от лишения права проживания в Ленинграде и Ленинградской области на 3 года до 10 лет лагерей. К максимальному сроку наказания был приговорен и отец Лев.

Его дальнейшая подлинная судьба оставалась неизвестной до недавнего времени. Органы госбезопасности сообщили родственниками ложную информацию о смерти о. Льва 25 января 1942 г. в лагере пос. Осинники Кемеровской области от несчастного случая на шахте. Эти сведения попали во все опубликованные в 1990-е гг. биографические справки. Однако на самом деле все было иначе. 18 апреля 1932 г. архим. Лев поступил в отделение Черная речка Сибирского лагеря (Сиблага), расположенное в Кемеровской области. С конца месяца он трудился в шахте пос. Осинники под г. Новокузнецком. Работа была чрезвычайно тяжелой, и по мнению лагерного начальства о. Лев не проявлял требуемого усердия. Поэтому ему, как правило, отказывали в проведении регулярно практикуемых тогда «зачетов» – снижение срока за «ударный труд» без взысканий. Такие отказы последовали 25 января 1933 г. «за недисциплинированность», 18 мая 1933 г. – «за халатное отношение к работе» и 3 сентября 1933 г. без указания причины. Лишь 12 января 1934 г. срок был впервые снижен на 30 дней. Но уже через несколько дней, словно спохватившись, лагерные власти обвинили архимандрита в контрреволюционной агитации среди заключенных. Каких-нибудь доказательств подобной агитации в деле о. Льва нет, но 28 января 1934 г. специальная комиссия ОГПУ постановила перевести его в штрафной изолятор сроком на 2 года, считая срок с момента водворения, которое произошло 20 марта 1934 г. В это же время Тройка Полномочного Представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю приговорила обвиняемого к увеличению срока заключения в исправительно-трудовом лагере на 2 года.

Тяжелейшие условия пребывания в штрафном изоляторе не сломили архимандрита. Как и прежде он получал отказы в снижении срока по «зачетам» с сентября 1934 по январь 1936 гг. – 6 раз. Наконец, в конце марта 1936 г. о. Льва перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской обл.). Здесь он по-прежнему трудился в шахте, иногда по 14 часов в сутки возил вагонетки с породой, имея согласно медицинской справке того времени «миокардит и грыжу белой линии живота». 3 января 1937 г. условия лагерного заключения вновь ухудшились – архимандрита поместили в 6-ю колонну Ахпунского отделения, где содержались почти исключительно осужденные за «политические преступления», и в бараках даже было снято радио. Здесь отец Лев сблизился с приговоренным к пяти годам лагерей немецким мастером – чулочником Матиасом Грабовским, когда-то в 1917 г. дезертировавшим из немецкой армии и с тех пор жившим в России. Они часто обсуждали вместе статьи поступавших в лагерь газет.

С лета 1937 г. в советских лагерях, как и по всей стране, была развернута массовая кампания арестов. Не пережил страшное время «большого террора» и о. Лев. Началась лихорадочная фабрикация следственных дел, и лагерное начальство посчитало, что заключенные Егоров и Грабовский вполне могут сойти за членов «контрреволюционной фашистской группы». 2 сентября 1937 г. уполномоченный отдела охраны лагеря М. Дрибинский подписал постановление о привлечении намеченных жертв к уголовной ответственности и помещении их в арестное помещение.

В тот же день состоялся допрос, который проводил сам Дрибинский. Несмотря на то, что применение пыток в то время было повсеместной практикой на допросах, и о. Лев им наверняка подвергался, он категорически отверг обвинение в контрреволюционной агитации среди заключенных и виновным себя не признал. При этом архимандрит не скрывал своих взглядов, мужественно заявив следователю: «Я по своим убеждениям являюсь глубоко религиозным человеком, посвятившим всю свою жизнь служению богу, и целью моей жизни является ведение религиозной пропаганды в массах, поэтому я вел, веду и всегда буду вести религиозную пропаганду среди окружающих меня людей». На предложение же Дрибинского назвать фамилии лиц, ведущих контрреволюционную подрывную работу в лагере, о. Лев ответил, что не может этого сделать: «…мне не известно кто этим занимается, но даже если бы я что-нибудь знал о лицах, ведущих к/р-подрывную работу в лагере, то все равно об этом ничего не сказал бы, так как по моим убеждениям мне чуждо всякое доносительство». После вероятных избиений последовало повторное требование следователя сообщить факты «контрреволюционной деятельности» Грабовского и других лиц, на что архимандрит также мужественно сказал: «Я вторично заявляю, что категорически отказываюсь давать какие либо показания о известных мне к/р взглядах з/к Грабовского, а что касается вопросов его практической к/р деятельности в лагере, то я об этом ничего не знаю, а также мне не известно, кто из з/к проводит в лагере к/р подрывную работу, но если бы я даже и знал фамилии этих лиц, то повторяю, что все равно не назвал бы их следствию».

Желая спасти от ареста своего брата – архимандрита Гурия, проживавшего в то время в Ташкенте, о. Лев ответил на допросе, что у него нет близких родственников. Следует отметить, что как монах он мог считать себя не имеющим родных. Однако следователь из доноса знал, что заключенный вел нелегальную переписку с братом, и стал добиваться признания этого факта. Но архимандрит твердо заявил, что за время нахождения в Ахпунском отделении не вел никакой переписки – ни легальной, ни нелегальной.

6 сентября состоялся второй и последний допрос. На требование признать себя виновным в систематическом проведении совместно с Грабовским активной контрреволюционной фашистской агитации пораженческого характера архимандрит ответил лишь следующее: «Я совместно с з/к Грабовским к/р агитации среди лагерников не вели, а только вели между собой к/р разговоры, причем никто из лагерников никогда не присутствовал при ведении нами данных разговоров» (вероятно отрицать очевидный факт существования этих разговоров не имело смысла). Больше ничего следователю добиться не удалось.

Полностью отрицал свою вину и М. Грабовский. Он обвинялся также в том, что в июне 1937 г. пытался совершить диверсионный акт, пустив груженую породой вагонетку под гору, на что Матиас заявил, что упустил вагонетку нечаянно, так как не смог ее удержать. Не удалось следователю выбить из Грабовского и признания надуманного факта членства в нацистской партии Германии.

Не сумев сломить обвиняемых, Дрибинский использовал в качестве «доказательств вины» сфабрикованные свидетельства надзирателей и других заключенных. 7 сентября 1937 г. на о. Льва поступила резко негативная характеристика от начальника 6-й колонны: «Поведение в быту плохое. Отношение к труду скверное… Был тесно связан с заключенным Грабовским, с каковым вместе, читал газеты и, извращая, написанное превращали в к-р агитацию, чем самым разлагательски действовали на массы».

Несколько соседей по бараку под угрозами заявили, что заключенный Егоров якобы вел систематическую антисоветскую агитацию, а осужденный на 10 лет брянский крестьянин М.К. Пономарев показал: «О своем прошлом он мне ничего не рассказывал. Он ведет себя очень скрытно и никогда ни с кем не беседует на политические темы, хотя систематически читает газеты. Лично мне он доверял, и когда около нас с ним не было никого из посторонних, высказывал свои контрреволюционные настроения, говоря, что был и всегда будет непримиримым врагом Сов. власти. В беседах со мной он неоднократно заявлял: «Надо твердо верить в силу бога, тогда все будет хорошо, а нашим мучениям скоро придет конец». Егоров систематически говорил: «Зачем совершилась эта проклятая революция, как хорошо нам жилось раньше при царе-батюшке, ну ничего, скоро снова все изменится и вернется доброе старое время». Касаясь вопроса введения новой конституции, он говорил: «Конституция – это очередной обман большевиков в целях дурмана масс»».

Следствие было коротким. Уже 7 ноября Дрибинский составил обвинительное заключение, в котором говорилось, что архим. Лев «систематически, совместно с з/к Грабовским проводил среди заключенных активную к/р агитацию пораженческого характера». 13 сентября обвинительное заключение утвердил начальник отдела охраны лагеря лейтенант госбезопасности Писклин, и в тот же день Тройка Управления НКВД Западно-Сибирского края приговорила отца Льва к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 г. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют.45 Так погиб один из самых замечательных пастырей Петербургской епархии, воспитавший несколько десятков глубоко верующих молодых людей, сохранивших преданность Церкви в пору самых жестоких гонений. Память о подвижнической деятельности архимандрита Льва долгое время жила в городе святого апостола Петра и после гибели пастыря. В настоящее время при Александро – Невской Лавре воссоздается братство и существуют предложения назвать его именем отца Льва.

Примечания:

Митр. Иоанн (Вендланд). Митрополит Гурий (Егоров). Воспоминания. Ярославль, 1980-81. Рукопись. С. 10.
Там же. С. 12.
Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 815, оп. 11-1918, д. 70, л. 16, оп. 14, д. 98, л. 10-11, д. 163, л. 34-36.
Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской обрасти (АУФСБ СПб ЛО), д. П-88399, т. 2, л. 50.
Митр. Иоанн (Вендланд). Указ. соч. С. 11-12.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 1, л. 40.
Там же, т. 2, л. 85.
РГИА, ф. 815, оп. 14, д. 114, л. 4.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 2, л. 96, 150, 452об.
Там же, л. 517-529; Антонов В.В. Приходские православные братства в Петрограде (1920-е годы) // Минувшее. Вып. 15. М.-СПб., 1993. С. 427.
Антонов В.В. Указ. соч. С. 431.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 3, л. 434-435.
«Дело» митрополита Вениамина (Петроград. 1922 г.). М., 1991; Красная газета. 1922. 31 мая, 1, 9 июня.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 1, л. 29.
Там же, т. 2, л. 154.
Там же, т. 150, 525-527.
Там же, л. 452.
Фирсов С.Л. Власть и верующие: из церковной истории начала 1920-х годов // Нестор. 2000. № 1. С. 221-222.
Антонов В.В. Указ. соч. С. 440-441; АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 2, л. 681.
Там же, т. 1, л. 706-707, т. 2, л. 703; Фирсов С.Л. Указ. соч. С. 217, 222.
Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною… Л., 1982. Рукопись. С. 85-86.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-24095, л. 188.
Там же, л. 40, 82, 124, 161, 176.
Там же, л. 89, 117-118.
Там же, л. 214, 226.
Центр документации новейшей истории Воронежской обл., ф. 9323, оп. 2, д. П.-24705, т. 7, л. 83-84.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 11.
Там же, л. 24-25.
Там же, т. 4, л. 340-341.
Мещерский Н.А. Указ. соч. С. 23.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 8, т.4, л. 281-282.
Краснов-Левитин А. Лихие годы. 1925-1941. Париж, 1977. С. 206.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 212, 441.
Там же, л. 446-447.
Там же, л. 450-451.
Центральный государственный архив Санкт-Петербурга, ф. 7383, оп. 1, д. 25, л. 41-41об.
АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 113.
Там же, л. 7-11.
Там же, л.440-455.
Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Кемеровской области, д. П-12221, л. 3, 5.
Там же, л. 8об-9об.
Там же, л. 10.
Там же, л. 4.
Там же, л. 19.
Там же, л. 27-31.

Автор исследования - Михаил Витальевич Шкаровский
Род. 1961, доктор ист. наук, СПб.
Ведущий научный сотрудник Государственного архива Санкт-Петербурга. Автор монографий: Русская Православная Церковь и Советское государство в 1943 -1964 годах. От «перемирия» к новой войне. СПб., 1995. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. (Государственно-церковные отношения в 1939-1964 годах). М., 1999.